Итальянская любовь Максима Горького

Солнечное тепло проникало в воду и, казалось, обнимало. Даниэле было лень даже плыть. Хотелось просто лежать на воде, покачиваясь, и смотреть на солнце, сквозь прищуренные ресницы.

— Как же это все здорово! И я рада, что ты со мной… — сказала она, поворачиваясь к Витторио. Но того рядом не было.

— Витторио! — крикнула Даниэла. — Эй! Ты где?

Она приложила ладонь козырьком ко лбу. Молодого человека нигде не было видно, Даниэлу охватила легкая паника. «Куда же он делся? — лихорадочно думала она. — А если с ним что-то случилось? Нет-нет. Я даже не буду думать об этом, не буду допускать такой мысли! Но где же он?»

— Витторио! — Ее голос звучал жалобно. — Эй! — Ей показалось, что рядом раздалось слабое эхо. Даниэла обогнула скалу справа и увидела Витторио, сидевшего на камне. Он застыл как изваяние, как статуя. Даниэла залюбовалась им.

Услышав плеск воды, он повернул голову.

— Я уже испугалась, куда ты пропал, — призналась Даниэла.

— Случайно заглянул за скалу и увидел вот это чудо. Замечательная бухточка.

Бухточка была раза в три меньше той, где они только что плавали, и напоминала вход в пещеру, позади виднелось углубление, похожее на грот.

— Невероятно, правда? Напоминает картины Клода Лоррена или Пуссена. По мягкому колориту.

— Да, — кивнула Даниэла, слабо представляя, кто такие Лоррен и Пуссен. Кажется, художники…

Витторио подал ей руку, она забралась на камень рядом с ним. Ее охватила дрожь от потрясающей картины, открывшейся перед глазами. Перед ними простиралось море, в котором тонул солнечный свет, настолько эта голубизна была мягкой, золотистой, почти сливалась с нежным, прозрачным от зноя воздухом. На горизонте белыми птицами реяли яхты…

Даниэла вскрикнула и спрятала лицо на груди Витторио.

— О Дева Мария, это восхитительно! — Вся дрожа выдохнула она. Витторио погладил ее по голове, а потом, наклонившись, поцеловал в краешек губ. И этот невинный поцелуй отозвался горячими токами в сердце.

— Ты тоже часть пейзажа, — проговорил Витторио. — И лучшая.

Даниэла запрокинула голову. Ей хотелось придвинуться к нему еще ближе, но она боялась нарушить эту чудесную минуту. Она была так взволнована, так растеряна, и даже себе она не могла признаться, как ее взволновал поцелуй.

Обед был превосходный.

— Клаудия, я вернусь толстой-претолстой! И мама будет меня пытать: где я была, — смеясь, сказала Даниэла.

Вергилий лежал на каменном парапете, свесив хвост, и лениво наблюдал за людьми.

— А ты разве маме не сказала, куда поехала? — удивилась Клаудия.

Даниэла на секунду запнулась. Нужно быть очень осторожной при разговоре, чтобы не сболтнуть чего-нибудь лишнего.

— Нет, не сказала. — И она улыбнулась как можно очаровательней. — Мама до сих пор думает, что я маленькая и старается меня контролировать. Она могла запретить мне сюда поехать, а мне так хотелось покупаться в море на Капри! — протянула Даниэла. — Я так устала за год учебы.

— Ты, наверное, прилежная студентка?

— Стараюсь, — уклончиво ответила Даниэла, поспешно переводя тему. О том, что она училась с трудом, тетушке знать не стоит.

После обеда, выпив два бокала грушевого лимонада, Даниэла протянула как можно небрежней:

— Сейчас бы самое время посмотреть семейные альбомы…

— Может быть, вы сначала отдохнете? — предложила Клаудия.

— Нет-нет, мы ничуть не устали, — заверила ее Даниэла. — Лучше проведем время с пользой. Правда, Витторио?

— Для нас плаванье было лучшим отдыхом.

— Ну хорошо, тогда идите за мной…

Клаудия встала, опираясь на трость, и пошла впереди гостей — в дом. Даниэла и Витторио последовали за ней.

Они миновали прохладные темные комнаты с закрытыми окнами, чтобы раскаленное солнце не проникало в дом, и очутились в полукруглой зале с огромными окнами, которые выходили в сад. Вдоль стен, скрывая их сверху донизу, стояли книжные полки.

Массивный стол из темного дерева располагался на небольшом возвышении. Как рояль в концертном зале. По углам — напольные вазы с цветами. На стене висела картина, изображающая грот и ту самую бухточку, где они сегодня плавали. На камне в море сидела девушка с распущенными волосами и смотрела вперед — словно пыталась проникнуть за линию горизонта.

— Мы называем эту картину: «Морской пейзаж с печальной девой». Это работа художника начала двадцататого века. Здесь вам будет удобно. Это фамильная библиотека, — пояснила Клаудия. — Правда, не такая роскошная, как у вас во Флоренции, — повернулась она к Даниэле. — Но все равно, у меня тоже есть любопытные издания. Семейные альбомы на третьей полке сверху. Не поможете достать? — попросила она Витторио.

— Конечно. — Молодой человек придвинул лесенку, стоявшую в углу, и достал с полки тяжелый прямоугольный альбом из темно-синей кожи.

— Берите по одному, — предложила Клаудия. — Только аккуратно. Знаю, что предупреждать лишнее, вы знаете, как обращаться с семейными реликвиями. Но все равно… Если что нужно, можно позвать Джульетту. Запишите ее телефон. Позвоните, и она придет.

Клаудия продиктовала телефон служанки и ушла.

— Ну что, приступим? — воодушевленно сказал Витторио.