— Вот и я так считаю, — засмеялся вновь прибывший, но, заметив меня, смутился.
Я встал и протянул ему руку.
— Очень приятно, — пробормотал он, натыкаясь на табуретку. В конце концов он примостился между Момми и Пьеро.
— Я болел за вас, — сказал я ему. — Когда вы играли в футбол.
— А… — произнес он.
— Кьодо был асом, — заявил Момми, обнимая его за плечи.
— Еще бы, — сказал я, — Он был классным игроком.
— А ты знаешь, — спросил, обращаясь ко мне, Момми, — что его чуть-чуть не купила «Ювентус»?
— «Ювентус»? — удивленно переспросил Васко.
— Во вторую команду, — уточнил Момми. — А там, дальше — больше… Сейчас бы у тебя была куча денег.
— Вполне возможно, — заметил Кьодо. — Но, пожалуй, к лучшему, что этого не случилось. По крайней мере, я столько повидал… Лучше быть бедным, — заключил он.
— Неплохо бы сейчас навернуть ветчины, колбасы с хлебом… — начал Баба.
— Завел, — перебил его Пьеро.
Из присутствующих двое были осуждены на процессе тридцатого года: Баба и Нэлло. Пьеро выступал тогда свидетелем защиты. Он рассказывал:
— Помню, как я вошел в зал суда, а ты, — он повернулся к Нэлло, — говоришь другим: «Глянь-ка, вон Пьеро…» Конечно, я был тогда мальчишкой, но признаюсь, как увидел вас на скамье подсудимых, так у меня даже ноги отнялись от страха… А вы шутили и смеялись, как ни в чем не бывало.
— К тому времени мы уже пообвыкли, — объяснил Баба. — А сперва мы тоже боялись. Помню, перевозили нас в Пизу; фургон остановился, бедняга Амато хочет помочиться, а не может.
— От страха, — объяснил Нэлло. — Страх выкидывает и не такие фокусы.
— После вынесения приговора, — продолжал Пьеро, — ты, Нэлло, говоришь мне: «Передай маме, пусть не беспокоится», — а Баба сказал: «Привет всем». Однако тогда уж и вы волновались.
— Еще бы, — отозвался Баба.
— Постой, — спросил Момми у Пьеро, — значит, ты смог с ними поговорить после вынесения приговора?
— Конечно. Только не в зале суда, — ответил Пьеро, — потому что сразу же после прочтения приговора они запели и их вывели. Мне удалось на какую-то минуту увидать их в коридоре.
— Что они пели? — спросил я, но тут же понял — что.
— «Интернационал», — в один голос ответили мне Баба, Пьеро и Нэлло.
— «Интернационал»? — воскликнул Кьодо. — Вот это Здорово… Представляю, какие рожи сделались у судей! — И он расхохотался.
Момми запел вполголоса. Мы подхватили. Когда мы Начали припев, Баба знаком руки попросил нас петь потише.
— Хорошая песня «Интернационал», — сказал Моими, когда мы кончили.
— Она еще лучше по-французски, — заметил Баба. — Я говорю о словах.
— Переведи им, Баба, — попросил Нэлло, — ведь кто не был в тюрьме, не поймет.
— Мы не понимаем, — тут же возразил Пьеро, — потому что не знаем французского.
— Это самое я и имел в виду, — сказал Нэлло, и мне показалось, что он немного обиделся.
Баба перевел, иногда обращаясь ко мне за помощью.
— Я был тогда совсем маленьким, — сказал Моими, — но я очень хорошо помню аресты, суд… — Видно было, что ему очень хочется что-то сказать, но он не нашел подходящих слов и замолчал.
— В тот вечер, — начал Баба, — мы устроили хороший ужин… Ну, да. Потому что вечером после вынесения приговора разрешается есть, пить, а потом спать, сколько влезет.
— Да, пока не забыл, — сказал Кьодо и положил на стол книгу. Это был «Разум Ленина» Курцио Малапарте.
— Ты знаешь эту книгу? — спросил меня Баба.
Я уже собирался неблагоприятно отозваться об этом произведении Малапарте, хотя я его и не читал, но, по счастью, меня опередил Пьеро. Он взял книгу, открыл ее на главе «Чернь и толпа» и заявил, что она привела его в полнейший восторг.
Когда кто-то из присутствующих признался, что не читал Малапарте, он решительно заявил:
— Ну, так я вам прочту, — И начал взволнованно читать эти велеречивые страницы. Все слушали очень внимательно, за исключением Баба, который всячески старался не показаться «сентиментальным».
«Народ России, темный плебс, бесхребетная масса, рабочие — победили. Берегись же!» — кончил Пьеро.
Всем понравилось.
— Здорово написано, — степенно заявил Нэлло.
— Теперь, когда прочел Пьеро, мне тоже понравилось, — сказал Кьодо.
После семи я стал прощаться. Они никак не хотели, чтобы я заплатил свою долю. Вдобавок мне пришлось взять Малапарте.
Когда я уходил, хозяин вносил новую фьяску.
Встреча была назначена в каштановой роще. По дороге я ни о чем не расспрашивал Момми.
— Это он, — сказал Момми, когда мы были еще совсем далеко.
Он сидел на обочине и, казалось, был чем-то очень занят. Приблизившись, мы увидели, что он мелко рвет листочки травы. Он поздоровался с нами. На меня он даже не взглянул.
— Где расположимся? — спросил он у Момми.
Момми с сомнением огляделся вокруг.
— Мне не хотелось бы, чтобы какая-нибудь из этих компаний, что устраивают пикники…
— В ваших краях устраивают пикники? — спросил он. — Тогда поднимемся выше, — предложил он, указывая на ясеневый лесок.