Итальянские альпийские стрелки на Русском фронте 1942–1943

Спасать спасенных. Эта теория больше не срабатывает. Ничто не отличает напрасные жертвоприношения от необходимых. Нарушенный порядок, недисциплинированность, несознательность, несоблюдение субординации, дезертирство. Катастрофа, безумное бегство массы людей, без частей, без оружия!

Мы прошли позади изб, перебежали направо. Одна русская часть двигалась на нас, почти добралась до вершины холмов, от которых нас отделяло пятьдесят метров. Русские стреляли длинными очередями из пулеметов и автоматов. Одним броском переместились направо, небольшими группами. Свежий снег, почти по колено. И русские были в четырех шагах. Они стреляли и попадали в цель.

/…/

Длительная перестрелка, стреляли на левом фланге. Кто-то упал позади на спину и кричал задыхающимся голосом: «Мама, мама, мама». Падал на раненых, искал силы, последние силы и двигался вперед. Наши автоматы заржавели и не стреляли. Мы бросали десяток ручных гранат, но они не взрывались. Пулеметы без масла на морозе не стреляли. А русские были в десяти метрах, стреляли и убивали.

У меня вместо перчаток одна пара кальсон. Бросил их. Снял чехол с моего автомата; патроны не входили, руки замерзли. Я бросил свой парабеллум и в два прыжка оказался у Перего. Взял в руки парабеллум Перего, положил его за пазуху. Поднял Перего, чтобы снять оружие. Его цветной платок вокруг шеи пропитан кровью. Парабеллум Перего также не стрелял.

Гранди тащили обратно, стиснув зубы, Де Минерби, Де Филиппис и другие бойцы. Русские больше не наступали. Началась стрельба, но пули летели выше. Они перезарядили оружие, вернулись на холм и возобновили стрельбу.

У нас много убитых. Снег за нашей спиной покрылся черными неподвижными пятнами. Наши раненые вернулись обратно. Мы остались одни из немногих.

/…/

Вошел в избу, где был Гранди и узнал, что Перего умер. Гранди сидел на полу. Он спиной прислонился к стене без всякой надежды. «Чувствую уже свою вонь», сказал он мне тонким голосом. Вокруг альпийские стрелки раненые, больные, стонущие. Ищу медика для Гранди и для раненых. Наш медик пропал много дней назад. Нашел одного капитана, который, засучив рукава, был в крови альпийских стрелков по локоть. Добрался до избы Перего. Бедный, дорогой Перего. Рядом с ним молился находчивый помощник Клементи. Я наклонился к Перего, поцеловал его, отчаянный взрыв горя. В такое время мне хотелось плакать.

Вышел на улицу. Высокий венгр, худой, безоружный, подрезал мне дорогу. Схватил его, кричу, бросаю вперед. Он падает в трех шагах от меня. Вижу доктора Таини позади избы. Он ампутирует руку одному альпийскому стрелку обычным ножом. Рука уже свисала, и он должен был отрезать ее.

Один русский вертелся недалеко от нас, это сбившийся с пути русский солдат. Он в своей стеганой форме, казался толстым и круглым. Другой, как я думаю, русский бегал по долине в одиночку.

Было 12 часов. Считаем раненых, их много. Мертвые оставались где лежали, никто о них больше не думал, они были мертвы и точка. Грузили сани. Слишком много раненых. Некоторые лежали на снегу. Я спрашивал себя, как можно всех погрузить и тут же забывал тяжелораненых, делая это с трудом. Вижу проходящие колонны. Колонны, необъятные колонны сбившихся и отставших, безоружных. Проходило много саней, некоторые перевозили багаж офицеров, который не бросали. Проходят колонны, но не смотрят на нас, ничего не чувствуют, просто удирают.

Дон Нарчизо Крозара собрал мертвых для отпевания. Альпийские шляпы, ремни, бумажники для семей погибших. Но воровали вещевые мешки, такие же коршуны, которые шли вперед, раздевая своих мертвых товарищей.

Бриолини мертв, Виале пропал без вести, Алессандриа и Гранди тяжело ранены. Также мертвы Слатапер и Сончелли. Слатапер шел впереди, бежал, как на праздник с гангреной, для него лучше умереть.

Завершили погрузку наших раненых, как грузди, одного на другого. Кто не имел переломов, кто имел только одну рану на ноге, должен идти. Возобновили движение, чтобы догнать большую колонну, которая теперь уже далеко. Мы задержались. Иду около саней с тяжело ранеными. Под одеялом Гранди, его нога уложена и согнута, чтобы меньше болела.

/…/

Когда наша колонна вышла на равнину у Николаевки, наступил вечер. Равнина черная от множества людей, колонны остановились. Из большой деревни стреляют. Прилетели два самолета, жужжали так низко, что мы видели красные звезды на крыльях. Моторы служили приманкой из-за дыма. Многие считали, что самолеты будут стрелять бортовыми пулеметами, которыми обычно нас обстреливают.

Все кричали. Кричали те, кто искал спасения, кто не мог больше встать. Колонны сбились, полная дезорганизация, искали укрытия для мулов и саней. Тем временем на краю деревни началась интенсивная перестрелка. Ничего не могу понять; то ли это наши, которые атакуют, то ли русские. Позади наших колонн начался дождь из разрывов мин и снарядов, одни взрывы, а после пустота. Осколки косили всех вокруг, потом взрывы стали удаляться.