Итальянские альпийские стрелки на Русском фронте 1942–1943

Впереди необъятная равнина, которая никогда не кончится. 46-я рота заперта внизу. У нас всего три десятка альпийских стрелков и трое саней с ранеными. Прибыли на границу равнины, повернули налево, спускались. Шли по кратчайшему пути, срезая дорогу, много мулов проваливались по живот и падали. Неразбериха среди колонн.

Мы все больше сокращались. Многие с ногами, обернутыми в одеяла, почти все с куском мяса мула, который висел на ремне, очень много безоружных. Другая остановка. Рядом – две или три избы. Два русских самолета повторили уничтожающий пулеметный обстрел. Убитые, раненые кричат, беспорядок, паника. Вернулся Балосси и принес мне банку консервов. Встретил Таини, пропавшего в конце дня 26 января, но от нашего медика никаких новостей. Спускаемся с остановками из-за сужения дороги и множества колонн. С трудом нам удалось преодолеть это сужение. Мы в долине, прошли мимо нескольких изб, потом преодолели длинный подъем. Мулы с трудом преодолели подъем, мы вынуждены толкать сани.

Следующая равнина, Следующий спуск. Еще два самолета, которые чувствительно обстреляли из пулеметов. Убитые, раненые и крики, звериные крики…

Солнце и мороз. Мы замерзаем. Приметили одно местечко на виду, надеемся, что сможем остановиться.

Из одной избы стреляли по колонне. Это партизан, который стрелял как по мишеням. Прошли деревню. Перед нами длинный крутой склон, по которому движутся колонны. Мы шли в центральной колонне. Говорили, что скоро доберемся до большого города. Подъем закончился. Ожидаем другую необъятную равнину, простирающуюся до горизонта. Кроме того, мучительный боковой снег. Стемнело, и три колонны встретились, соединились на остановке. Путаница, продвижение затруднено. Кричали пьемонтцам, эта была группа из батальона «Чева». В темноте, вдалеке видны избы с освещенными окнами. Надеемся, что это деревня, однако, это отдельные избы, полные сбившихся с пути.

Еще одна равнина, потом спуск. Видны другие избы с освещенными окнами. Очень тяжелый спуск, есть опасность, что сани опрокинутся. Вышли на равнину. Ничего не видно, идем вперед вслепую, надеясь встретить вскоре другую деревню. Короткий подъем и за ним небольшая группа изб.

В то время как батальон собирался, Мелаззини переместился вперед, чтобы найти убежище для раненых. Было очень холодно, наверно все 40 градусов. Нельзя терять время. Первая изба битком набита отбившимися от частей. В одной комнатушке, шириной в три метра, сложены в кучу человек шестьдесят раненых и обмороженных. Кто стонет, кто плачет, многие были тяжело раненые, имели несколько ранений, здесь были и шедшие пешком с гангреной, которые отстали. Я застыл на месте, растерялся в этой путанице; если помогать одному, то надо оттолкнуть другого; целый хор проклятий, просьб, ругательств. Кто передаст бремя своих ранений товарищу. Офицеры умоляли, но не было возможности помочь им. И уже чудо, что они не были на открытом снегу.

Появился немецкий офицер, высокий, в очках, немолодой капитан. Он был любезен. Говорил, что в этой группе изб организованы два госпиталя, один немецкий, один итальянский. Где можно оставить раненых, потом их кто-то перевезет! Чепуха!

И среди нас говорили, что без раненых дорога будет легче…

Немецкий офицер понял меня. Понял, что должен уйти, что должен убираться в свой «лазарет».

В ближайшей избе вижу других немцев, некоторые вытянули ноги из одного угла в другой. Кто был ближе к двери, рукой загородил мне вход. Вмешался капитан, кричал, что он… офицер, что должен войти. Сейчас понимаю, почему выстроились в ряд эти немцы с внезапными недомоганиями; это они все организовали, эти свиньи. Бросился наружу из избы, итальянские солдаты для них как мешки, хоть раненые, хоть обмороженные, они только все усмехались. Свиньи, свиньи, трусливые псы, эти образцы цивилизации!

Вернулся к моим раненым. Нечего делать. Хочу есть, пить, замерз. Около 23 часов в другой избе полной обмороженных нашел Мелаззини. Я прилег. Плохо себя чувствую в данный момент.

28 января 1943

/…/

Длинный подъем; впереди на дороге – никого. Артиллерию оставили одну из последних: множество 75-мм орудий (75/13), утопленных в снегу, с мертвыми мулами. Другие мулы неподвижные, их взгляд остановившийся, они качались, некоторые держались с усилием, некоторые падали.

Всегда на подъеме брали вправо. Потом спускались. Спуск очень крутой. Необходимо было спасти сани с ранеными от опрокидывания.

/…/

Возобновили движение. Дорога хорошая, почти как нормальная дорога. В ста метрах слева небольшие группы изб, видим два танка с пятью или шестью немцами. Эта линия обороны, мы были уверены, что вышли из мешка! Я съел слишком много меда, плохо себя чувствую, холодный пот и двоится в глазах. Забрался в сани. На краю одной деревни сортировка частей. Два офицера из дивизии «Тридентина» указали на избы, закрепленные за каждой частью.