Во-вторых, в том, что пожар не удалось снять 4 июля, теперь Тарковский винил Анну-Лену Вибум, неверно подобравшую кадры. Далее следует очень странный пассаж как раз о том, будто Вибум сказала Ларисе, что Андрей готов смонтировать финал из имеющегося после первой попытки материала. Зачем Анне-Лене, вообще, обсуждать это с женой режиссёра, коль скоро решение о пересъёмке было принято уже вечером 4 июля? Зачем супруге убеждать в этом своего мужа? Впрочем, тут имеет значение продолжение: дескать, именно Лариса объяснила Анне-Лене, что смонтировать из отснятого невозможно, добавив, что на площадке будет присутствовать французский продюсер фильма Анатоль Доман, потому обязательно произойдёт грандиозный скандал. Иными словами, в «Мартирологе» всё выглядит так, будто именно Тарковская спасла ситуацию.
Выдающийся продюсер студии «Argos Films» Анатоль Доман, выпустивший крупнейшие картины Робера Брессона, Жана-Люка Годара, Вима Вендерса, Алена Рене и других ключевых кинематографистов, действительно приехал в Нерсхольмен. На самом деле прибыла внушительная делегация французов, в которой присутствовал ещё и журналист Жиль Александр — обозреватель еженедельника «Télérama», а также Крис Маркер. Они все вместе наблюдали, в том числе, и съёмки пожара 19 июля. Как уже отмечалось, Маркер, наряду с Лещиловским запечатлел работу Тарковского на «Жертвоприношении». В поле зрения камеры Криса попал примечательный момент, которого нет у Михала: мастер иронично сомневается, что машина загорится и на этот раз. Вообще, в документальной ленте Криса не возникает того недюжинного психологического напряжения, которое можно почувствовать у Лещиловского. Впрочем, вероятно, на тот момент у Маркера ещё и не было конкретного замысла фильма «Один день Андрея Арсеньевича», он просто снимал хроникальный материал.
В тот день — 19 июля — на площадке собралось огромное количество людей. Ставки были чрезвычайно высоки. Понаблюдать за происходящим приехали журналисты, родственники и друзья членов группы. Присутствовал и сын Бергмана Ингмар-младший — один из двух детей режиссёра, не связавших свою жизнь с кино. Брат Даниэль пригласил его, чтобы тот посмотрел на создание выдающейся сцены, которая останется в истории. Их отец, разумеется, не появлялся, хотя жил совсем близко.
На этот раз группа перестраховалась по полной программе. Никаких английских пиротехников к работе не допустили, огнём командовал швед Ларс Хеглунд. Он решил использовать в качестве топлива исключительно газ, потому система управления горением получилась значительно проще и надёжнее. Съёмка велась параллельно на две камеры — одна стояла на рельсах, а другая — на помосте, метром дальше и выше. Третью камеру всё-таки не установили. Нюквисту больше нравилась картинка с «верхней», но Тарковский настаивал, что лучше «нижняя» и усадил Свена за неё чуть ли не насильно. Кстати, съёмочного крана на площадке не было вовсе, что изрядно расстраивало Андрея.
Изначально, для верности, планировалось снять сразу два дубля (второй и третий), ведь ещё раз дом построить точно не удастся. Иными словами, после того, как скорая помощь уедет, артистам надлежало моментально вернуться на начальные позиции и сыграть сцену заново. Для этого полыхание должно было быть совсем уж медленным и чётко контролируемым, но, в любом случае, в третьем дубле дом бы уже лишь догорал. Это не соответствовало бы задуманному режиму пламени, но рисковать отсутствием финальной сцены не хотелось совсем. В любом случае, на третий дубль банально не хватило времени, да и, как отмечалось, строение рухнуло, когда Виктор поднял Аделаиду из лужи.
По воспоминаниям[1035]
Лотвала, сразу после того, как камеру выключили, у скорой помощи лопнула шина. Трудно представить, что было бы, случись это в кадре.Не умещается в голове, но съёмки самой первой сцены фильма, в которой Малыш с Александром сажают дерево и к ним приезжает Отто, состоялись 5 июля — на следующий день после провального пожара. Можно вообразить, в каком состоянии и настроении приходилось работать группе.
И невзирая на столь монументальный и трагичный финальный эпизод, «Жертвоприношение» — редкий фильм Тарковского с оптимистичным концом. Малыш лежит под деревом в ожидании того, когда оно зацветёт. Он совершенно не сомневается, что так и будет, поскольку это пообещал отец. Сын верит в отца, и эта вера становится тождественной вере в чудо.