Работу всё-таки начали, хотя условия освещения не совсем соответствовали желаниям мастера. Тем не менее если медлить дольше, съёмки пришлось бы откладывать ещё на один день, а это не представлялось возможным. Но основная проблема не была связана с погодой. Как только дом загорелся, пожар стал абсолютно неуправляемым, и семейное гнездо Александра рухнуло слишком быстро. Кроме того, из-за убранной задней стены в какой-то момент оно стало просвечивать. Позже выяснится, что провода, идущие к пульту, расплавились сразу и именно потому процесс стал неконтролируемым. Не вспыхнуло дерево, не взорвалась машина. К последнему обстоятельству следует добавить, что никто из пиротехников не догадался подбежать и поджечь её вручную, все стояли, словно вкопанные. В довершении всего, когда дом уже почти потух, а Александра увозили на скорой помощи, выяснилось, что снова произошёл сбой в камере, она потеряла скорость, и, значит, отснятый материал полностью идёт в брак в любом случае.
Заметим: интуиция Тарковского всё-таки не молчала, иначе невозможно объяснить внезапно возникшее в разговоре с Нюквистом предложение снимать пожар тремя камерами. На это не пошли, поскольку, во-первых, нужны были запасные аппараты. Во-вторых, хлопотно прокладывать ещё две пары рельсов. В-третьих, было неясно, для чего так перестраховываться.
Все ключевые участники группы переживали случившееся, как личную трагедию. На Нюквисте не было лица. Лотвал пишет[1032]
, что его поразило самообладание режиссёра, но близкие люди в один голос отмечают: Андрей был чрезвычайно эмоционален, обвиняя во всём ассистента оператора Лассе Карлссона. Дескать, тот не проверил технику. Это было в высшей степени безосновательно. За своего помощника вступился Свен, камера была в порядке. Более того, когда её отправили ремонтировать в Стокгольм, выяснилось, что аппарат в прекрасном состоянии, и специалисты киноинститута, ничего не сделав, сразу выслали его обратно. По завершении съёмок, Тарковский примется обвинять самого Нюквиста, который, дескать, продолжал пользоваться камерой, барахлившей прежде. Ситуация очень напоминает то, что случилось на «Сталкере».Отчаяние во многом усиливалось за счёт того, что сначала не было даже малейшей надежды на пересъёмку. Для ещё одного дубля, как минимум, требовался новый дом. Старый же простоял почти полгода, и стоил около шестидесяти тысяч долларов. Возводился он, по разным источникам, от одного до четырёх месяцев. Положение казалось безвыходным. Финала у фильма просто не существовало.
Перерасход денег был значительным, но, невзирая на все сложности отношений с «маленьким русским», своё дело Катинка Фараго знала хорошо. Решение о повторном строительстве приняли вечером того же дня, хотя Лариса Тарковская в более поздних интервью будет настаивать, будто шведы долго не соглашались, утверждая, что картину можно смонтировать из имеющихся кадров. Андрей, по её словам, в ответ угрожал снять свою фамилию с фильма.
На второй дубль деньги искали по всему миру. Скажем, Ирина Браун пыталась привлечь поддержку из Великобритании. Мало что получилось, и ключевую роль в этом деле неожиданно сыграли японцы, выделив примерно ту же сумму, которой группа располагала для первого дубля. Заметим, в титрах участие Страны восходящего солнца так и не упомянуто. Произошедшее можно рассматривать как своего рода извинительный жест доброй воли.
Новый дом построили быстрее, чем за неделю. По воспоминаниям Александер-Гарретт, материалы приносили в том числе и местные жители, тоже переживавшие за работу кинематографистов. На этот раз особняк получился существенно меньше старого. Кроме того, в нём отсутствовали внутренние укрепления. Он не только не подходил для крупных планов, но даже не простоял бы долго. Если приглядеться, отличия нового, сугубо декоративного сооружения слишком очевидны. В особенности это касается формы «левого» крыла, обращённого к морю, а также веранды. Тарковского же, как всегда, смущали оконные наличники и контраст изображения, однако выбора и возможности что-то переделать не было совсем. Разницу решили скрыть самым простым способом — в кадре строение появляется, как минимум, покрытое пеленой дыма, а потом и просто полыхающее.