Объектом транзитной торговли были также драгоценные камни
. Жемчуг и драгоценные камни поступали в Тавриз и Султанию из Ормуза[688]. О торговле жемчугом в Тавризе сообщает Пеголотти, приведший сведения о принятой системе его измерения[689]. Завещание Виони (1263) содержит упоминание мелкого жемчуга ценой 59 тавризских безантов, а также изделий из драгоценных камней, хрусталя и серебра, в том числе и шахматной доски[690]. Западноевропейские купцы ценили продававшиеся в Тавризе янтарь[691] и кораллы[692]. Через Тавриз драгоценные камни беспошлинно ввозились в Трапезунд[693]. До середины XIV в. источники отмечают обилие жемчуга в Трапезунде[694]. В 1340 г. купцы из Пьяченцы передали в комменду в Трапезунде 700 жемчужин стоимостью 20 соммов[695], что показывает сравнительную дешевизну товара. Венеция создавала льготные условия для вывоза жемчуга и драгоценных камней из черноморских портов, устанавливая низкий фрахт за их перевозку. Упоминания о вывозе жемчуга и драгоценных камней зафиксированы в течение всего периода осуществления навигации галей «линии» в Трапезунд[696]. Кризис торговли, безусловно, ограничил эту торговлю, но она не прекратилась вовсе: в 1405 г., например, мы обнаруживаем протест генуэзцев по поводу конфискации венецианцами принадлежащих первым драгоценных камней из Воспоро, Трапезунда и Перы[697]. Помимо драгоценных камней из Трапезунда вывозили шитые золотом, богато инкрустированные пояса восточного производства.Специями, красителями, шелком, хлопком, тканями и драгоценными камнями в основном и ограничивались предметы транзитной торговли, которую иногда (как в случае с тканями) непросто отграничить от торговли местными и даже западноевропейскими товарами.
Среди местных товаров
Южного Причерноморья широко представлены продукты сельского хозяйства и в их числе понтийские вина. Основными центрами их вывоза были города Трапезундской империи, агрикультура которой в значительной степени была ориентирована на виноделие[698]. Путешествующие через Трапезунд традиционно отмечали дешевизну и обилие вин в городе[699]. Виноградники приносили большие доходы трапезундским монастырям, до 82,4 (Фарос) и 87,5% (Хрисокефал) всех поступлений[700]. В середине XVII в., в окрестностях Трапезунда еще сохранялось около 31 тыс. виноградников и садов[701].Вино экспортировалось прежде всего в Каффу и Тану, где его хронически не хватало. Северное Причерноморье в XIII–XV вв. не знало развитой культуры виноделия, вино ценилось там дорого и доставлялось даже с Хиоса и из Южной Италии[702]
. Вывоз трапезундского вина в Каффу отмечен в актах Ламберто ди Самбучето[703]. Но, несмотря на большое количество вина, доставляемого туда из Лимнии и Керасунта — 8 вегет (4200 л) по одному только контракту, это упоминание единично. В XV в. трапезундские вина являются не только товаром, но и средством платежа: даже военные контрибуции генуэзцы предпочитали взыскивать вином (и лесными орехами). В 1417 г. по условиям мирного договора трапезундская сторона должна была предоставить Генуе 2500 вегет (1 312 500 л) вина в течение 2 лет. Затем, правда, генуэзский дож снизил это количество до 2000 (1 050 000 л) вегет, продлив срок платежа еще на 2 года. В документе упомянуты и сорта вин: ⅔ всего количества должны были составлять вина leixi, а остальную часть — камора или замора, красное вино[704]. Репарации не были внесены трапезундскими императорами[705]. Так как 1 ботте вина, близкая к вегете[706], в Каффе в 1441 г. стоила 310 каффинских аспров[707], то самая минимальная оценка трапезундского долга вином была бы в 1441 г. (когда долг не был выплачен) 620 тыс. аспров. Все годовое потребление вина в Каффе составляло 4720 ботти, или 22 750 гектолитров (1387), а налог в 10 аспров с ботте приносил 47 200 аспров[708]. Таким образом, только один трапезундский долг мог бы удовлетворить половину всех потребностей в вине самого крупного черноморского города, как Каффа, а стоимость этого вина превышала более чем в 13 раз один из самых значительных налогов Каффы. Даже если при исчислении репараций сумма их была резко завышена и исходила из максимальных возможностей трапезундского рынка, эти возможности были внушительны.