Монополия Дзаккариа на квасцы продержалась лишь до начала XIV в., да и то с известными оговорками[789]
. Но вывоз черноморских квасцов генуэзцами продолжался и значительно позднее. Правда, с середины 30-х годов XIV в. Карахиссар перешел под власть Чобанидов и оставался затем в руках мусульманских эмиров, нередко враждовавших с Трапезундской империей. Это могло затруднять экспорт квасцов. С 80-х годов XIV в. между эмиром Маликом Ахмедом и трапезундским императором устанавливаются более дружественные отношения, что могло способствовать и оживлению торговли квасцами. Сведения о ней встречаются и в XV в. В 1433 г., например, генуэзский корабль с квасцами был захвачен в Чембало мангупским князем Алексеем[790]. В 1464 г. трапезундские квасцы были доставлены в Брюгге[791]. Османы приобрели месторождение в Колонии в 1473 г. и причислили его к казне[792]. В XVII в. Эвлия Челеби также описывает карахиссарские квасцы. Однако уже не было речи об их широком экспорте, а главное их применение автор усматривал в ювелирном деле и хирургии. Впрочем, отмечает путешественник, «у них есть множество других достоинств»[793]. Сужение сферы использования квасцов симптоматично и указывает, возможно, на перемены как в производстве, так и в торговле.В отличие от генуэзцев венецианцы, видимо, не практиковали масштабной торговли квасцами. Примечательно, например, отсутствие упоминаний о квасцах в торговой книге Дж. Бадоэра. Происхождение квасцов, привозимых на венецианских вооруженных и невооруженных судах с Леванта, в большинстве случаев установить невозможно. Тем не менее Республику св. Марка беспокоил вывоз этого товара, минуя Венецию, в Пизу. Сенат отмечает ущерб от этого государству[794]
. А само указание Пизы свидетельствует о сосредоточении этой торговли в портах западного побережья Италии: недаром и Пеголотти измерял квасцы генуэзскими кантарами. В Венеции был введен особый налог на квасцы. До 1424 г. при его взимании квасцы дифференцировались как по качеству, так и по месту происхождения. В 1424 г. Сенат ввел единый налог, учитывающий только деление квасцов наСведения о ценах на трапезундские квасцы единичны. М. Балар отметил их относительную стабильность в конце XIII — середине XIV в.[796]
В 1281 г. в Пере 17 мешков трапезундских квасцов весом 1370,8 кг стоили 22 перпера или 1,3 перпера за кантар[797]. В Генуе в 1292–1297 гг. цена на квасцы была 46–50 сольди за кантар[798] или 4,36 перпера за кантар по курсу того времени[799]. Разница цен значительна, что указывает на доходность торговли.На территории Южного Причерноморья и прилегавших к нему областей находилось несколько серебряных рудников: в районе Тцанихи (Гюмюшхане), у Пайперта (Байбурта), у Амасии (Гюмюш)[800]
. Два из них могли действовать на территории Трапезундской империи: в районе Тцанихи и в Аргирии, на побережье между Керасунтом и Триполи. Не исключено также, что в трапезундские аспры перечеканивался и металл, поступавший в виде слитков и монеты из Турции в период до 1297 г., как предположил Э. Брайер. Он, однако, оставил открытым вопрос о возможности добычи при Великих Комнинах серебряной руды в Халдии — области, особенно тщательно обороняемой трапезундскими императорами от любых противников[801]. Интенсивность трапезундской чеканки серебряной монеты, широкое обращение аспров комнинатов как на территории империи, так и в прилегающих к ней областях, свидетельства о расчетах по коммерческим сделкам в аспрах Трапезунда подтверждают, во всяком случае, положение о значительных ресурсах серебра в Понтийском государстве. Добыча серебра и местная чеканка в полной мере обеспечивали потребности рынка. В источниках имеются упоминания также и о торговле серебряными изделиями в Трапезунде[802]. Пеголотти также писал о продаже серебра в Трапезунде на