Между тмъ Карлъ VIII, оправившись отъ болзни, поразившей его въ Асти, продолжалъ свой по-ходъ. Въ какомъ то непонятномъ самозабвеніи, словно торжествуя и радуясь, встрчали его Итальянцы. "Весь походъ его, говоритъ анонимный авторъ одной анекдотической хроники Карла VIII, былъ непрерывнымъ тріумфомъ, торжествомъ, отпразднованнымъ со всми удовольствіями, какія только вообразить можно. Не нашлось ни одного замка, ни одного города, въ которомъ не былъ бы сдланъ ему блистательный пріемъ, точно среди полнаго мира. Всюду были празднества, столы, разставленные по дорогамъ и на улицахъ, концерты, стихи, спектакли и тысячи любезностей, такъ что можно было сказать, что онъ шелъ на завоеваніе королевства при звукахъ флейтъ, ступая по мурав и по цвтамъ. Дамы особенно выставляли на показъ все, что у нихъ было дорогаго и красиваго, и заявляли ему на тысячу способовъ удовольствіе его видть. Въ Quiers самыя красивыя дамы, окруживъ Карла VIII и поя вокругъ Него разныя рондо и баллады, надли на него внокъ изъ фіалокъ и цловали его"[97]
. Войска Карла VIII пользовались везд удобнымъ помщеніемъ и довольствомъ, частію благодаря трусливой услужливости Итальянцевъ, частію вслдствіе благоразумной распорядительности Луи Вальто, главнаго французскаго квартирмейстера (grand marechal-des-logis)[98]. Въ Піаченц прискакалъ къ Карлу VIII курьеръ съ извстіемъ о внезапной кончин герцога Миланскаго[99]. Такимъ образомъ совершилась развязка кровавой драмы, издавна подготовлявшаяся въ семейств Сфорцы. Много было причинъ, такъ трагически ршившихъ судьбу злополучнаго герцога. Главная вина его заключалась въ томъ, что онъ, какъ наслдный владтель Милана, служилъ препятствіемъ къ достиженію честолюбивыхъ плановъ Сфорцы. Людовикъ Сфорца, по необыкновенной смуглости лица прозванный Моромъ (черный), съ 1419 года незаконно захватившій власть въ свои руки, не могъ быть спокоенъ, пока живъ былъ его племянникъ, Джіованни Галеаццо, законный герцогъ Миланскій. Къ этому присоединились также и другія личныя отношенія его къ племяннику. Джіованни былъ женатъ на Изабелл, внук Фердинанда Неаполитанскаго. Когда Людовикъ въ первый разъ увидлъ невсту своего племянника, въ немъ вспыхнула бшенная страсть къ ней. Разсказываютъ, что онъ прибгнулъ къ чарамъ, которыя должны были сдлать для новобрачныхъ недоступнымъ супружеское счастье. Въ это время, онъ старался соблазнить Изабеллу, но гордая внука Фердинанда отвчала презрніемъ на его мольбы. Тогда неистовая ярость вытснила изъ сердца Людовика прежнюю любовь, и онъ поклялся извести весь родъ Фердинанда Неаполитанскаго[100]. Въ этомъ ршеніи поддерживала Сфорцу же-на его, женщина честолюбивая и тщеславная, которая желала видть на голов мужа королевскую корону, и не могла простить Изабелл страстной любви, возбужденной ею когда то въ сердц Людовика[101]. Самъ Людовикъ Моръ, по свидтельству современниковъ, былъ человкъ хитрый и вроломный, не любившій рисковать опасностями, но не разбиравшій средствъ, если предстояла какая нибудь врная пожива[102]. Долго не ршался онъ употребить насиліе противъ Джіованни Галеаццо, выжидая минуты, когда можно будетъ отдлаться отъ него безъ всякаго риска. Готовясь къ ршительному удару, онъ искалъ поддержки у иностранныхъ дворовъ, и заключилъ сдлку съ Максимиліаномъ, въ слдствіе которой послдній призналъ его герцогомъ миланскимъ[103]; Гвиччардини прибавляетъ, что Максимиліанъ, до смерти Галеаццо, считалъ нужнымъ таить отъ всхъ этотъ безчестный трактатъ. Изабелла, супруга герцога, женщина необыкновеннаго ума и характера, нсколько разъ обращалась къ своему отцу и дду, умоляя ихъ поставить ее въ безопасность отъ преступныхъ замысловъ Сфорцы[104]; но это только еще боле раздражало миланскаго узурпатора. Всего тягостне было для Людовика видть открытое нерасположеніе къ себ народа, ненавидвшаго его за корыстолюбіе и тираннію:[105] онъ естественно долженъ былъ бояться, чтобъ народная симпатія, обращенная на Джіованни, не повела къ опасному для него государственному перевороту. Среди такихъ условій, всеобщее замшательство, произведенное въ Италіи походомъ Карла VIII, должно было только ускорить развязку семейной драмы, давно уже задуманную Людовикомъ Моромъ. Онъ не долго медлилъ: въ октябр 1494 Джіованни Галеаццо погибъ жертвою отравы. Всть объ этой печальной катастроф поразила ужасомъ Карла VIII. Если врить Гвиччардини[106], употребленіе яду было еще неизвстно за Альпами. Такимъ образомъ Французы, при первомъ знакомств съ Италіей, получили урокъ изъ хитрой науки макіавелизма, которую потомъ съ такимъ успхомъ старалась акклиматизировать во Франціи Катерина Медичи. Въ ум Карла VIII родились серьезныя опасенія за свою жизнь, за исходъ своего предвзятая; многіе, видя вроломство и жестокость Итальянцевъ, стали отчаяваться въ успех[107]. Но легкомысленное честолюбіе Карла VIII, поддерживаемое, по всей вроятности, настояніями Людовика Мора, скоро разсяло опасенія, и Карлъ устремился дале во глубину полуострова.