Итальянский сапог на босу ногу

– То, что генерал – не подарок, я поняла очень скоро. Прежде всего, ему нужна была домработница и кухарка, да еще такая, которая могла бы поддержать умный разговор, когда ему того хотелось. Он был одержим своей коллекцией и ни в какой любви не нуждался. Картины ему заменяли и любимую женщину, и детей. Наверное, он свихнулся на почве своего коллекционирования. Кстати, то, что детей у нас не будет никогда, он мне сообщил почти сразу после бракосочетания. Но, если честно, мне и не хотелось иметь от него детей. Как можно рожать от человека, который ненавидит детей? – спросила Софья Андреевна, а я подумала: «Мы-то знаем, кто вам глаза раскрыл». – Скоро он попросил, чтобы я оставила работу, – продолжила она свой рассказ. – Так я превратилась в сторожа и уборщицу приватного музея. Думала, что скоро все кончится, и я стану молодой обеспеченной вдовой, создам новую семью, рожу ребенка. Генерал казался мне болезненным, дышащим на ладан, но я ошибалась. По большому счету мой муж оказался симулянтом. У него, конечно, было несколько шрамов с войны. Одна пуля прошла насквозь через левое плечо, не повредив жизненно важных органов. Другая скользнула по касательной, оставив след на черепе. Ногу он сломал уже после войны. Кости срослись неудачно, одна нога стала короче другой на пару сантиметров. Пришлось моему генералу взять в руки трость. Но, став хромым, он ничуть не расстроился. Как инвалид, генерал, фронтовик, он получал весьма приличную пенсию, которую тратил на свою коллекцию. Иногда он продавал картины, покупал новые. Отдыхать ездил за государственный счет, меня не баловал, денег у меня как не было, так и не было. То из-за чего я выходила замуж, а именно материальная свобода меня не коснулась. Брат этого не понимал и постоянно донимал тем, что требовал денег. Он меня и подбил к воровству, пообещав навсегда уехать из города. Я присмотрела одну картину – хорошую, но малоизвестного художника девятнадцатого столетия. Прикинула, сколько за нее можно взять. Картина висела не в городской квартире, а на даче, то есть можно было инсценировать взлом и взять под шумок картину. Я отдала брату ключ от дачи, рассказала, где висит картина. Он обещал взять только ее, но обещание не сдержал: особенно не осторожничал и бросал в сумку все, что попадалось под руку, а на даче было чем поживиться. Ему не повезло: заметив в доме свет – мы с мужем выехали с дачи два часа назад и возвращаться не собирались, – соседи вызвали милицию. Отпираться не было смысла. Но самое противное, он сдал меня, сказал, что это я подбила его ограбить мужа. Я плакала, говорила, что это неправда, что только хотела избавиться от надоедливого братца. Василий Семенович мне поверил, заявление писать не стал и сделал все, чтобы замять дело. А еще он Валентину дал денег, чтобы тот уехал и больше нас не беспокоил, а мне пригрозил: первая моя провинность – и я окажусь за решеткой. С этого самого дня началась моя каторга.

– Позвольте, а разве вы со своими прокурорскими связями не могли замять дело? – вырвалось у меня.

– Прокурорскими? – удивилась Софья Андреевна и так странно на нас посмотрела, что я сразу поняла, что сболтнула глупость.

– А разве до замужества вы не работали прокурором?

– Я? Я окончила экономический факультет! Работала экономистом в пищевой промышленности.

– Но тогда… как вам стало известно, что Леопольд Иванович был ранее судим? – спросила Алина, глядя то на Софью Андреевну, то на меня.

– Сам сказал… когда мы с ним познакомились. Он честно мне признался в грехах молодости.

Не передать словами, как расстроил Алину ответ Софьи Андреевны. Ее версия распалась вдребезги. Если покушение на Софью Андреевну – не месть Краюшкина, то кому надо было на нее вообще нападать, а потом лезть в номер? Впрочем, может, никто и не лез в номер? Краюшкину показалось, что в комнате перерыто, на Софью Андреевну напали хулиганы, а ключ она сама потеряла. Получается несчастный случай?

Алина погрустнела и сдавленным голосом сказала:

– И что с вами было дальше?