Читаем Италия на рубеже веков полностью

Ромоло Мурри понравилась кальтаджиронская речь, по фактически Мурри и Стурцо шли уже разными путями. Разрыв, как мы сказали, произошел в 1906 г., и причины его неизвестны. Они вообще были очень разными людьми по складу и темпераменту, хотя Луиджи Стурцо и признавал, какое влияние в начальном периоде на него оказывал Мурри. После разгрома «Опера деи конгресси» Мурри не смирился. Первоначально он тоже считал возможным создание католической партии (хотя и не такого типа, чем та, о которой думал Стурцо) и намеревался привлечь к этому Филиппо Меду, по ничего не получилось.

Все же Мурри и его сторонники решили создать свой центр и в ноябре 1905 г. основали в Болонье Национально-демократическую лигу, к которой примкнуло много молодежных католических организаций. В уставе лиги подчеркивались верность и преданность католической церкви и вместе с тем стремление к экономическому и нравственному прогрессу Италии. Было четко сказано, что цель лиги — собрать воедино сознательные и зрелые силы молодежи и пролетариата, чтобы совместно бороться за интересы трудящихся и за их политическое воспитание. В июле 1906 г. Пий X формально осудил лигу и запретил священникам входить в нее. Лига и до того не имела массовой базы, а тут превратилась в небольшую группу. В том же году были разгромлены «Культура сочиале» и все организации, так или иначе связанные с Ромоло Мурри.

После роспуска «Опера деи конгресси», когда некоторые деятели упорно искали новые возможности, 4 августа 1904 г. в Милане был создан Итальянский католический избирательный союз, который хотели превратить в некий координационный центр. На местах давно уже существовали ассоциации католиков, созданные для участия в муниципальных выборах (Ватикан запрещал католикам участие только в парламентских выборах, что касается деятельности в провинциальной и коммунальной администрации, то это поощрялось.) После роспуска «Опера деи конгресси» к Филиппо Меде стали со всех концов Италии приходить письма с настойчивыми просьбами созвать в Милане конференцию и избрать на ней руководство этими ассоциациями. Конференция состоялась и ассоциации объединились. Тогда многие считали, что после ликвидации «Опера деи конгресси» должно произойти четкое размежевание между двумя течениями: «политическим, или социально-политическим» и «религиозным, или социально-религиозным». Подразумевалось, что сторонники первого течения, не будучи более связанными конфессиональными рамками «Опера», смогут проявлять более смелую инициативу и получат для этого больше реальных возможностей.

«Молчаливое согласие» Пия X на участие католиков в выборах 1904 г. могло показаться чем-то экстраординарным, вызванным исключительными обстоятельствами и «большим страхом» буржуазии. Однако процесс вовлечения католиков в общенациональную политическую жизнь стал уже необратимым. Один итальянский исследователь пишет: «Результат приближения католиков к урнам потерял первоначальное значение чрезвычайного вмешательства, вызванного необходимостью встретить грудью серьезнейшую и неожиданную опасность. Напротив, это привело к медленному, но постепенно увеличивавшемуся включению их в центры политической власти. Неизбежным следствием этого была перегруппировка сил внутри большинства и, таким образом, известные перемены в господствующей элите. С другой стороны, было много признаков, показывавших, что включение католиков в жизнь государства отныне необратимо, что они полностью интегрируются в либеральном обществе и что их воля к власти — отнюдь не мимолетное явление»{83}.

Некоторые круги восприняли это как «клерикальную угрозу». В частности, был явно озабочен Луиджи Альбертини, и «Коррьере делла сера» резко критиковала новый курс Джолитти, обвиняя его в том, что он все меньше думает о традициях Кавура. Будучи глубоко светским человеком, Альбертини одним из первых понял политический смысл и цинизм «сделки», которую правительство фактически заключило с церковью. Заметим, кстати, что в своих воспоминаниях Джолитти ни полслова не пишет обо всем этом.

Кароччи предлагает свое объяснение: «Джолитти никогда не любил говорить о своих отношениях с католиками. Это объяснялось как тем, что он всегда предпочитал подчеркивать демократические аспекты своей деятельности и умалчивать о консервативных ее аспектах, так и тем, что обоюдное молчание всегда было хорошей политической нормой, когда речь шла об улучшении взаимоотношений между государством и церковью»{84}.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1066. Новая история нормандского завоевания
1066. Новая история нормандского завоевания

В истории Англии найдется немного дат, которые сравнились бы по насыщенности событий и их последствиями с 1066 годом, когда изменился сам ход политического развития британских островов и Северной Европы. После смерти англосаксонского короля Эдуарда Исповедника о своих претензиях на трон Англии заявили три человека: англосаксонский эрл Гарольд, норвежский конунг Харальд Суровый и нормандский герцог Вильгельм Завоеватель. В кровопролитной борьбе Гарольд и Харальд погибли, а победу одержал нормандец Вильгельм, получивший прозвище Завоеватель. За следующие двадцать лет Вильгельм изменил политико-социальный облик своего нового королевства, вводя законы и институты по континентальному образцу. Именно этим событиям, которые принято называть «нормандским завоеванием», английский историк Питер Рекс посвятил свою книгу.

Питер Рекс

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное