Ромоло Мурри понравилась кальтаджиронская речь, по фактически Мурри и Стурцо шли уже разными путями. Разрыв, как мы сказали, произошел в 1906 г., и причины его неизвестны. Они вообще были очень разными людьми по складу и темпераменту, хотя Луиджи Стурцо и признавал, какое влияние в начальном периоде на него оказывал Мурри. После разгрома «Опера деи конгресси» Мурри не смирился. Первоначально он тоже считал возможным создание католической партии (хотя и не такого типа, чем та, о которой думал Стурцо) и намеревался привлечь к этому Филиппо Меду, по ничего не получилось.
Все же Мурри и его сторонники решили создать свой центр и в ноябре 1905 г. основали в Болонье Национально-демократическую лигу, к которой примкнуло много молодежных католических организаций. В уставе лиги подчеркивались верность и преданность католической церкви и вместе с тем стремление к экономическому и нравственному прогрессу Италии. Было четко сказано, что цель лиги — собрать воедино сознательные и зрелые силы молодежи и пролетариата, чтобы совместно бороться за интересы трудящихся и за их политическое воспитание. В июле 1906 г. Пий X формально осудил лигу и запретил священникам входить в нее. Лига и до того не имела массовой базы, а тут превратилась в небольшую группу. В том же году были разгромлены «Культура сочиале» и все организации, так или иначе связанные с Ромоло Мурри.
После роспуска «Опера деи конгресси», когда некоторые деятели упорно искали новые возможности, 4 августа 1904 г. в Милане был создан Итальянский католический избирательный союз, который хотели превратить в некий координационный центр. На местах давно уже существовали ассоциации католиков, созданные для участия в муниципальных выборах (Ватикан запрещал католикам участие только в парламентских выборах, что касается деятельности в провинциальной и коммунальной администрации, то это поощрялось.) После роспуска «Опера деи конгресси» к Филиппо Меде стали со всех концов Италии приходить письма с настойчивыми просьбами созвать в Милане конференцию и избрать на ней руководство этими ассоциациями. Конференция состоялась и ассоциации объединились. Тогда многие считали, что после ликвидации «Опера деи конгресси» должно произойти четкое размежевание между двумя течениями: «политическим, или социально-политическим» и «религиозным, или социально-религиозным». Подразумевалось, что сторонники первого течения, не будучи более связанными конфессиональными рамками «Опера», смогут проявлять более смелую инициативу и получат для этого больше реальных возможностей.
«Молчаливое согласие» Пия X на участие католиков в выборах 1904 г. могло показаться чем-то экстраординарным, вызванным исключительными обстоятельствами и «большим страхом» буржуазии. Однако процесс вовлечения католиков в общенациональную политическую жизнь стал уже необратимым. Один итальянский исследователь пишет: «Результат приближения католиков к урнам потерял первоначальное значение чрезвычайного вмешательства, вызванного необходимостью встретить грудью серьезнейшую и неожиданную опасность. Напротив, это привело к медленному, но постепенно увеличивавшемуся включению их в центры политической власти. Неизбежным следствием этого была перегруппировка сил внутри большинства и, таким образом, известные перемены в господствующей элите. С другой стороны, было много признаков, показывавших, что включение католиков в жизнь государства отныне необратимо, что они полностью интегрируются в либеральном обществе и что их воля к власти — отнюдь не мимолетное явление»{83}
.Некоторые круги восприняли это как «клерикальную угрозу». В частности, был явно озабочен Луиджи Альбертини, и «Коррьере делла сера» резко критиковала новый курс Джолитти, обвиняя его в том, что он все меньше думает о традициях Кавура. Будучи глубоко светским человеком, Альбертини одним из первых понял политический смысл и цинизм «сделки», которую правительство фактически заключило с церковью. Заметим, кстати, что в своих воспоминаниях Джолитти ни полслова не пишет обо всем этом.
Кароччи предлагает свое объяснение: «Джолитти никогда не любил говорить о своих отношениях с католиками. Это объяснялось как тем, что он всегда предпочитал подчеркивать демократические аспекты своей деятельности и умалчивать о консервативных ее аспектах, так и тем, что обоюдное молчание всегда было хорошей политической нормой, когда речь шла об улучшении взаимоотношений между государством и церковью»{84}
.