Италия на рубеже веков

В период «социалистической монархии» Джолитти развитие итальянской общественной мысли приобретает новые черты, которые только намечались в конце XIX в, Происходит резкое размежевание течений: мы уже говорили о противоречиях внутри Социалистической партии, о схожих процессах внутри католического движения. Чтобы яснее представить себе духовную атмосферу тех лет, необходимо вновь обратиться к Кроче. Хорошо известно то, что писал о нем Грамши: и он лично, и многие другие интеллигенты его поколения, «кто безоговорочно, кто не со всем соглашаясь, участвовал в движении за нравственное и духовное преобразование Италии, начало которому положил Бенедетто Кроче»^{88}. Представитель глубоко светской мысли, крупнейший идеолог либерализма, Кроче не протяжении десятилетий боролся против католицизма, но главным его врагом оставалась, как мы уже упоминали, позитивистская философия. Самой большой заслугой Антонио Лабриолы Кроче считал борьбу против позитивизма. Позднее, писал Кроче, наступила новая полоса расцвета «национальной философской традиции» и позитивизм был окончательно вытеснен другими течениями мысли. Интеллигенция как бы освободилась от тяжких пут, духовный горизонт прояснился, опять были раскрыты книги великих философов, античных и современных, «в том числе тех, кого одно время презирали — Фихте и Гегеля». Философия, продолжал Кроче, больше не должна была оправдываться и таиться, она опять вошла в моду. Начали издавать серию «Классики итальянской философии». «Молодые историки… хотя и не оспаривали теорию, уточняли и видоизменяли упрощенное толкование, которое в первое время придавалось историческому материализму»^{89}.

Однако, писал Кроче, этот сам по себе положительный расцвет спекулятивной мысли сопровождался «чем-то ненадежным и нездоровым». Условием для продуктивного расцвета философии является «мощное и неподдельное моральное чувство». Между тем «моральное сознание» Европы было больным: вначале рухнула религиозная вера, вслед за ней — вера рационалистическая и просветительская и, наконец, подверглась ожесточенным ударам идеология либерализма — «последняя и самая зрелая религия». К симптомам «морального заболевания Европы» Кроче относил и смутное душевное состояние людей, когда погоня за наслаждениями, авантюрами и завоеваниями, жажда власти смешивались с тревогой, беспокойством и безразличием. В Италии реакция на позитивизм лишь частично развивалась в правильном направлении, ибо возникли разнообразнейшие течения и псевдотечения мысли от «интуитивизма» до «мистицизма и футуризма». Все эти течения независимо от названия в большинстве своем были иррационалистическими.

В «Истории Италии…» Кроче есть две знаменитые главы (шестая и десятая), где речь идет о духовной атмосфере в Италии и очень много автобиографических страниц. При этом Кроче ни разу не употребил слова «я». Вместо этого он пишет: «один ученый», «этот ученый» и т. п. Так, в десятой главе сообщается, что в Неаполе жил «один ученый», который в 1902 г. начал издавать литературно-историко-философский журнал «Ла критика». В этом журнале он решительно выступал против позитивистов, эмпириков и филологов, с одной стороны, против «почти гениев»— мистиков и декадентов — с другой, против старых и против молодых. Затем Кроче пишет о том значении, которое имело опубликование книги «этого ученого» «Эстетика». Идеи, изложенные в этой книге, взволновали умы, проникли в академический мир и произвели большой эффект «в международных сферах науки и мысли». В общем, пишет Кроче, «можно сказать, что это коснулось всего, что конкретно делалось тогда в Италии в области философских и исторических наук, в критике поэзии, изобразительных и музыкальных искусств, в лингвистике, в философии права и экономики, в истории мысли и цивилизации, в спорах по религиозным и педагогическим вопросам». Таким образом, итальянская мысль снова стала активной частью европейской мысли и в некоторых отраслях исследований завоевала для себя «нечто вроде примата».

Все очень мажорно, но потом возникает горечь: лишь немногие правильно поняли мысли «этого ученого», другие же разрывали эти мысли на части, лишая их первоначального единства. Кроче приводит пример: он создал концепцию «лирической интуиции» для того, чтобы объяснить великую поэзию Данте и Шекспира, живопись Рафаэля и Рембрандта. Но эту концепцию, изложенную в «Эстетике», извратили и свели к «модернистским формулам» для того, чтобы оправдать самый нелепый и декадентский романтизм, или «футуризм», который он, Кроче, «не только осуждал в соответствии со своими взглядами, но и лично ненавидел всем своим существом»^{90}.