Были на службе регулярные тематические передачи: получасовые радиожурналы, выходившие периодически. Один из таких журналов, , с сентября 1990 года отдали мне. Это считалось достижением и привилегией, для меня же поначалу было только дополнительной обузой и мукой, потому что от новостной лямки не избавляло. Одно было хорошо: всё в журнале, от начала до конца, от выбора тем до вырезания флафов из готовой пленки, я мог делать сам. Точнее, я
делать всё сам. До меня — над каждой такой программой работали двое: продюсер и оператор, занимавшийся пленкой и прочими техническими вещами. Соавторства я на дух не переношу, в компании теряю всякую инициативу — и вот, принимая журнал, я сказал, что оператор мне не нужен. Сначала в этом увидели чудачество, потом и предательство: со временем операторов перестали давать другим продюсерам, работа над программой в одиночку сделалась нормой, а резать пленку умели не все. Еще одна вещь была на службе замечательна без всяких оговорок: цензура отсутствовала. К установленному времени (раз в две недели по вторникам) я, минута в минуту или заранее, клал на положенную полку бобину с готовой пленкой — и она шла в эфир. Никто ее не прослушивал. Радиожурнал свой я вскоре переименовал, назвал его , речь в нем повел уже не только о науке и технике, а еще и о болевых точках культуры и цивилизации. Всего я выпустил 138 таких передач, последнюю — 4 мая 1999 года. Затем, когда , несмотря на высокий рейтинг у слушателей, закрыли, я до октября 2002 года делал радиожурнал (62 выпуска), сперва получасовой, потом пятнадцатиминутный, тоже в одиночку и совершенно независимо. (С переходом во внештаники в 1996 году я работал уже только на отдел тематических передач, сперва за половинную, потом за четвертную зарплату.) Кроме того, я изредка выпускал по ротации так называемый (радиожурнал о жизни в Великобритании) и делал нерегулярные тематические передачи на самые разные темы, но практически всегда — с историческим уклоном, без привязки к злобе дня. Еще — за дополнительное вознаграждение — по временам я писал и сам же наговаривал на пленку куски для других передач. Своему отношению к работе над любым ничтожным текстом я, сколько было сил, старался не изменять.Стихи в первые мои годы на Би-Би-Си писались мало и плохо. Мешала непреходящая усталость и непрерывный гнет. Работать, при моей старательности, мне случалось по 12-14 часов в день без оплаты сверхурочных. Отношение ко мне бибисишного начальства портилось; возможности и самое будущее сокращались, как шагреневая кожа. С переходом (с переводом) на полставки в 1996 году денег на жизнь не хватало, приходилось писать публицистику для журналов за вознаграждения совершенно смехотворные: от 10 до 35 долларов за статью; так тогда платила западная русская печать, если вообще платила. Я перепробовал множество изданий по обе стороны Атлантики. В ту пору появилась у меня дюжина опереточных псевдонимов: Никифор Оксеншерна, Джонатан Молдаванов, Матвей Китов, Тарас Абгалдырь, Прасковья Дункан и т.п. Прибегал я к ним не потому только, что публиковаться сотруднику Би-Би-Си не полагалось, а в первую очередь потому, что берег свое имя. Щедрее всего платила газета , где я с 1996 года вел рубрику
, а дальше во множестве печатал отдельные статьи, среди них и те, которые отношу к своим сочинениям. Там случались вознаграждения до 60 фунтов.