– Вот вижу твой недоверчивый взгляд и понимаю, что ты мне не веришь. Но это уже не имеет значения. Можешь думать, что я это все выдумал как дополнительный предлог для нашего разрыва. Это неважно. Сейчас уже неважно для меня, потому что мне никто не верит. Никто. Представляю, какой бы был у тебя взгляд, если бы ты хоть один раз увидела, как я мечусь ночью по квартире, сдерживая стон, вырвавшись из объятий очередного кошмара. Как я кричу в ужасе от очередного Наваждения или рычу, словно зверь, стараясь подавить боль мышечных спазмов после очередного "выворота". Что, впечатляет? Это не фантазии, это реальность. Со мной что-то про-исходит, что-то очень страшное. И я не хочу, чтобы эти кошмары стали частью твоей жизни.
Он замолчал, наблюдая за реакцией Ольги (растерянность, недо-верие, страх), потом закрыл глаза и откинулся на жесткую спинку стула, скрестив на груди дрожащие руки.
– Макс, – позвала она робко, спустя несколько минут.
Но он продолжал сидеть, погруженный и темноту своего мира, зак-рытого ставнями век, ожидая, что она встанет и уйдет, не задавая глу-пых и лишних вопросов.
– Ты все это нарочно придумал, да? Для меня? "Не верит! Не верит! Не верит!".
– Нет, – хрипло прошептал он. – Все правда.
На окраине города, уже совсем недалеко, громыхнул гром, похожий на кашель гигантского старика. Солнце скрылось за набежавшие ро-зовые облака, подул прохладный, пахнущий близким дождем, ветер.
– Если ты не хочешь меня видеть, что ж… это твое дело. Но я хочу, чтобы знал – ты единственный человек, которого я… которому я была безумно рада за все последние десять лет. А твои проблемы, по-мое-му, слишком надуманны, если они вообще существуют. В чем я, от-кровенно говоря, очень сомневаюсь. В любом случае, я тебе тоже не верю теперь. Прощай…
Максим слышал, как она встала, отодвинув стул, взяла со стола свою сумочку и вышла из кафе. Звук ее шагов был слышен еще не-сколько секунд, затем он затерялся в шуме толпы. Ковров сидел, не открывая глаз, чувствуя внутри сложную смесь горечи и облегчения. Через мгновение на щеку ему упала тяжелая прохладная капля, за-тем еще одна и еще…
Дождь хлестал город упругими струями воды, но лишь один чело-век не пытался избежать этого стихийного буйства. Он сидел непод-вижно под промокшим двухцветным зонтом, будто заснув. А дождь вселил и лил…
Максим медленно шел по вечернему проспекту, равнодушно раз-глядывая редких встречных прохожих. Внутри царило полное смяте-ние, и острая печаль колола сердце ядовитой иглой: "Не верит! Не верит! Не верит…".
Хотелось завыть, подобно волку, в отчаянии выплескивая все нако-пившееся в душе, не обращая внимания ни на кого, рассказывая только призрачной Луне, участливо взирающей с ночного неба, как труд-но жить среди тех, кто не верит…
Сумерки. Значит, скоро придет пугающая ночь, окутывая своим звез-дным покрывалом небо, землю, разум. НАВАЖДННИЯ…
Максим задрожал от одной мысли, что эта ночь может принести но-вые Наваждения, новый "выворот", после которого он может уже не оправиться – сердце после очередного ночного кошмара стало болеть все сильнее и неизвестно, где заканчивается граница, до которой орга-низм еще может противостоять этим жутким нападкам неизвестного.
Вот и дом. Максим остановился в нерешительности, не зная, что де-лать дальше. Наваждения… И диск Луны в небе, подмигивающий блед-ными силуэтами кратеров, словно огромное лицо небесною великана, что-то определенно знающего про эти Наваждения. Знающего, но по-малкивающего, лукаво разглядывая подавленного и обреченного чело-века, бредущего по опустевшей улице. Максим зашел в подъезд и смутно почувствовал какой-то дискомфорт. Какое-то раздражающее чувство, покалывающей холодной волной пробежавшее по шее, спине, ногам. Подъезд был погружен во мрак: опять перегорела лампочка, и никто из его обитателей не спешил выйти и вкрутить ее, надеясь, что это сделает кто-нибудь из соседей. Привычная ситуация, но почему тогда так бешено колотится сердце? Максим постоял несколько минут, давая глазам привыкнуть к темноте, и попутно вслушиваясь в тишину, которая почему-то дышала на Коврова холодным предчувствием. В подъезде кто-то был. Максим понял это даже не по посторонним зву-кам. Тот, кто тоже стоял неподвижно где-то на верхних этажах, выдал себя своими мыслями, которые ощутимо стекали по ступеням вниз тон-ким ручейком злобы и ненависти. Странное ощущение. Непривычное. Будто пришедшее откуда-то издалека, из затерянного в глубинах внут-реннего пространства прошлого. Максим нахмурился и, напрягая и расслабляя одновременно все мышцы, подготавливая тело к схватке, медленно двинулся вперед, неслышно ступая на гладкую поверхность лестничных ступеней. Когда он поднялся на второй этаж, ему показа-лось, что кто-то шевельнулся на площадке, в одной из квартирных ниш.