Юбилейное Вече

Участники Веча поднялись, склонив головы в память тех, кто достойно исполнил клятву своего царя. В тишине над русским полем от поднебесных куполов и солнцем золочёных крестов часовни разлились торжественные звуки благодарственной кантаты в честь народа-героя, победителя в той Отечественной войне.

Стройный красавец-император, покоритель Франции и покровитель муз, заложив пальцы за борт элегантного сюртука, кратко изложил своё кредо управления страной:

– Прежде всего, как и Екатерина Вторая и Пётр Первый, мы «с сердечным соболезнованием замечаем, что пагубное лихоимство или взятки не токмо существуют, но даже распространяются меж теми, которые бы гнушаться ими и всемерно пресекать их долженствовали».

– Вздохнув, император отвернулся от лихоимцев и тезисами продолжил: «Если я подниму оружие, то это единственно для обороны от нападения, для защиты моих народов… Я особенно постараюсь следовать национальной системе, то есть системе, основанной на выгодах государства, а не пристрастиях к той или другой державе, как это часто случалось. Я буду хорош с Францией, если сочту это полезным для России, точно так, как теперь эта самая польза заставляет меня поддерживать дружбу с Великобританией…» Посему и по иным причинам поручаю мудрому Карамзину и его последователям написание «Истории государства Российского», беспристрастной и понятной каждому гражданину страны и мира.

Александр Павлович умолк на миг, намечая, что ещё посоветовать России. За этот миг великий Соловьёв успел, как всегда вовремя, напомнить:

– «Наполеон долго хвалился аустерлицким солнцем, оно сияло ему до самого московского зарева»; после покорения Наполеона Александр Павлович становится могущественнейшим из государей мира, главной опорой примирительного направления в политике Европы, утверждает всюду «начала религии, нравственности и правосудия»; этим и иным многим характер императора «представлял загадку», а деятельность его казалась «романической».

Повелитель конгрессов Европы, император России, упёршись ногами в поле Большого Веча, поднял взгляд к небу, за облака, и обратился к народу с пророческими словами:

– «Бывают случаи, когда вернейший друг не в состоянии подать совет, когда каждый должен принять сам своё решение». И, пожалуй, главное. Смена плановой экономики на рынок, а если правильнее – их оптимальная интеграция – могла бы стать максимально продуманным, гуманным, точно по времени рассчитанным промежуточным эпизодом в развитии нашей страны. У вас вышло не так. Эпизод смены экономик превратился в сходку. Нескончаемую. Кого – понятно. Отсюда, вместо развития, – регресс. Рынка свободного нет, конкуренции нет, но есть новейшая жёсткая плановая система. По-прежнему централизованная. По-новому коррупционная. Из того, что сотворили, получилась пирамида с основанием из политического, организационного и экономического хаоса, обнищания десятков миллионов людей с массовым недоверием к власти и инертностью отрицающего её народа. А верхушка пирамиды – чрево самонадеянности, самодовольства и стяжательства, блеск роскоши и самовосхваления, жало смуты, срама и насилия. Мы вновь в полушаге от ордынских столетий…

Что же делать с этой пирамидальной конструкцией? – продолжает император свои напутствия. – Опять крушить? Вновь перестраивать? Ломать альтернативными реформами?.. Известно, такие пирамиды сами рушатся, как не раз бывало с аморальной, алчной властью в давней и не очень далёкой истории человечества. Но ещё в древности люди говорили: «Прощать злым – значит вредить добрым». А те, кто раздробили, обобрали страну, обманули народ, – злы и жестоки. Мы, если любим своё отечество, уважаем наш народ, должны без срока давности найти комплексный ответ на системный вопрос: «Кто виноват и кто за вину справедливую кару понёс?» Без спроса за содеянное, – царь жёстко сжал кулаки, – Россия ни на шаг не сдвинется в нужном народу направлении. Человек должен быть снисходителен. Но нельзя бесконечно прощать ложь и предательство. Особенно если эта ложь для целой нации, предательство десятков миллионов доверившихся избирателей. Человек, который идёт во власть, обязан знать о неотвратимости наказания за преступления и ошибки, так же как должен быть уверенным в искренней благодарности народа за свою полезную и самозабвенную работу.

Над Вечем вновь нависла тишина. Тяжёлая. Мрачная. Подобная той, что окружала древних русичей в преддверии ордынских нашествий. Люди, кто-то в отдельности и, пожалуй, все вместе, пытаются отвлечься от мыслей, острой занозой засевших в душах при напоминании о мёртвых затишьях ордынского ига. Были они очень-очень давно. Но так накрепко укоренились в генной памяти народной, что забыть их возможно только на время, а вырубить навсегда невозможно.

Раздумья нарушили Минин и Пожарский. Произнесли то, что хотели сказать многие.