Юбилейное Вече

В тишине отец и сын всматриваются в установленную среди комнатных цветов небольшую икону, наследство предков, со следами вырванного ежовской инквизицией серебряного оклада, ценнейшую изображёнными на ней ликами святых.

– Сейчас я должен раскрыть суть той вредной мути, на которую тебе намекал. Если эту новоявленную муть партия в себя допустит, то сама превратится в мутное болото. Я говорю о том, что теперь в партию многие вступают, думая не о долге и ответственности, а о правах. И не о настоящем и будущем, а о сиюминутном. И не о народе и стране, а о себе. Думают прежде всего о своих благах, которые сулит им пребывание в партии. О карьере и льготах.

Если эта масса мути перейдёт критический рубеж, партия перестанет быть нашей партией и развалится от первого толчка. И тогда побежит из неё вся эта муть, как крысы с тонущего корабля. Возможны, как всегда, исключения. Некоторые уйдут по идейным соображениям: потому что не в эту партию вступали. Другие уйдут из чувства отвращения к оборотням, к их омерзительным делишкам. Но муть, убеждён, побежит, как крысы. Да ещё и с крысиным писком, что их якобы не поняли, не дали проявиться. А проявиться им в той, некоммунистической партии как раз-то и будут все возможности. И займут они места властные, те, что повыше. Может, не самые высшие. Но верхние уж точно.

Сын многое понимает из того, что говорит отец. Сам не маленький. Руководит большим производственным коллективом. В основном это замечательные люди. Но и муть есть тоже. В заводской жизни она мешает, но не очень. Рабочая среда не позволяет ей разгуляться. Пока. А дальше? Если эта критическая масса станет преобладающей? Тенденция видна. Даже на военном заводе. А вне завода? Там, где нет ограничителя?

В памяти всплыли разговоры с друзьями. Резкие суждения Алексея Громова о нехороших делишках в парткоме его института, гнев Ивана Хлебникова на вороватых чиновников из сельского райкома партии, рассуждения Петра Милованова о нечистоплотности в горкоме комсомола, когда рекомендации в партию давали при неблаговидных деяниях…

Александр ещё более напрягся.

– А что будет с теми, кто не сбежит, как крысы, из той гипотетической партии? – Произнёс этот вопрос вслух.

Отец ответил тотчас, будто оба думали об одном и том же:

– Вот этого не знаю. Пожалуй, никто не знает. Уж очень сложная проблема. Необыкновенно сложная. Наверно, возможны разные варианты такого исхода. Надеюсь, несбыточного, но теоретически возможного. Я не политик. Я артиллерист. Могу рассчитать траекторию полёта самого дальнего снаряда. С точностью до полуметра. С учётом постоянных как мир законов физики. И не ошибусь, будь уверен. Враги страны в том убеждались многократно. Но законы политики – другие. Они, объективно или необъективно, часто непостоянны. Вот какие-то из них и будут тогда действовать.

Оба вновь замолчали, задумались…

– А каков худший вариант?

– Об этом варианте, сынок, даже думать не хочется, не то что говорить. Но сказать следует. Иначе трусостью будет попахивать. Такой вариант возможен тогда, когда настоящих коммунистов в партии уже не будет. Или их мало останется, со временем. А мути станет так много, что эти крысы сами от себя побегут. Делить-то в партии уже нечего будет. Вот они и зашустрят делить то, что вне партии, то, что партия, а главное, народ с ней создаёт и строит. Страну бросятся делить да ценности, ей, то есть народу, принадлежащие. А из осколков нашей партии будут строить свои, лоскутные. В том числе такие же мелкие, как и мысли их крысиные. Частенько инстинктом самосохранения да жаждой первенства и корысти строить будут, а не разумом и душой…

Посол Истории оторвался от воспоминаний и вновь включился в текущую работу Веча.

– Пёструю картинку спектра партий ты нарисовал, – обращаясь к Послу, заговорил Владимир Красное Солнышко. – Даже в глазах зарябило, и, пуще того, душа заскорбела. Я советую нам всем, взамен бесцветных, шоковых и безликих, с учётом имеющихся достойных, такую партию предложить народу, в которую вошли бы все честные и любящие отечество люди. Вошли бы без оглядки на прежнюю партийность, тем паче беспартийность. Вошли бы, как в воды древнего Днепра ваши предки, желанно окрещаясь, входили. Вошли бы, чтобы родину защитить, народ от духовного позора и нищеты оградить, соборно выбрать путь для страны правильный и двинуться по нему непреклонно. Сжав зубы, напрягши мускулы, собрав воедино все ресурсы мозга и всю силу души. И трудиться, трудиться, трудиться. Чтобы жизнь в России стала такой, на какую народ веками надеется. И не по щучьему велению, а по нашему соборному хотению. Только усердный соборный труд сохранит Россию, выведет её из той пропасти, в которую мы сейчас попали, излечит от реформаторских судорог падучей болезни и поведёт туда, куда следует идти.