\ Отчего я так волнуюсь от литературы (антипатия). Тут есть что-то особенное. Не только во мне, но и в звездах (судьба, история). Даже, может быть, чего я сам не понимаю?
Не это ли: что литература есть
~
Что́ это? От «общества» к «хлыстам»? Но какой же я, ваше благородие, хлыст; я коллежский советник и журналист.
Люди должны
Гутенберг уничтожил всеобщую потребность дотрагиваться. Стали дотрагиваться «в трубу», «через телефон» (книга): вот злая черная точка в Гутенберге.
Гутенберг один принес более смерти на Землю, чем все люди до него. С него-то и началось замораживание (планеты). Исчезли милые дотрагивания.
И что я вышел «голым перед людьми» («У.», «Оп. л.») — в звездах: я хочу, чтобы все трогали меня пальцами и я всех трогал пальцами: ибо тогда-то я закричу: «Был мертв — и жив», «мы — умерли — и воскресли».
В дотрагиваниях великая тайна мира. Знаете ли вы, что Элевзинские таинства заключались в дотрагиваниях?
* * *
Не велика вещь: обернуться на каблуке в 1/2 оборота. А увидишь все новое: новые звезды, новые миры, Большая Медведица — здесь, там — Южный Крест или что-то подобное.
Вращайтесь, люди, около своей оси. Не стойте «на одном градусе».
Переходите из холода в жар и из жара опять в холод. Испытывайте среднее и испытывайте крайнее. Смирение изведайте и всю сладость его. И восстание, и весь ужас его. Смотрите на север и смотрите на юг. Любите небо и любите «преисподняя Земли».
Что́ ты видел, человек, — спросит Б. «на том свете».
И, утирая рукавом губы, вы скажете:
Я выпил весь Твой мир, и весь он сладок.
Б. скажет:
Я и сотворил его сладким. Ты поступал, как Я сотворил тебя, и увидел мир таким, каков он есть...
Я:
Кроме смерти.
Он:
Ты умер и пришел ко Мне.
Если
* * *
Сентяб.13
«...дам тебе и Землю Обетованную, текущую молоком и медом, и буду охранять тебя в путях твоих: Мне же от тебя надо одно обрезание».
А добродетели? Молитвы?
Нет. Только чтобы от уда твоего была навеки отодвинута назад... и дабы случайно или по нерадению она не могла закрыться — даже вовсе удалена закрывающая его конец крайняя плоть.
* * *
История сливается с
Каждая мысль осуществлена. Каждый шаг уже закончен...
Писатели, и особенно передовые, говорят,*что нужен не человек, а Человек...
Хорошо.
Но кто будет «с большой буквы», тот и есть монарх.
Догадываются ли писателишки об этом. Они, по-видимому, ни о чем не догадываются.
Суть, однако, в том, суть «времени» (нашего), что к республике и «равенству» никто не стремится: и хулиган вовсе не хочет «освободиться от опорков» и «быть равным Олсуфьеву». Это его нисколько не занимает. Он хочет, чтобы Олсуфьев побегал ему за табачком в лавочку и, если купил не такого, — засветить ему в морду. Вот это занимает и жжет душу.
Существует, напротив, бешеный порыв «послать другого в лавочку», — порыв к абсолютному неравенству, к «выше всех», к Человеку. Вот это есть. Мутная (черная) волна демократии ходит круто и вертит народную жизнь именно этим «Человеком» в себе, которого кто-то из нас получит. В революции есть упоение картежной игры. Больше, чем расчета; хотя жидки (Маркс) и считают по пальцам. Но это пустяки. Не в этом дело.
Аладьин с криками в 1-й Думе неужели очень старался о народе. Я видел его заложившим руки назад
На этом-то и основано vis-á-vis: прыснуть по ним свинцом. «Человеку» будущего, увы, мешает Человек прошлого. Почесываясь, он говорит:
Вы еще обещаете, а я
* * *
В редкие минуты я достигаю всемирной любви...
Это такое счастье...
Такая праведность...
Так что ты праведник?
— Что молчишь?
Что я скажу, когда слышу и слышал: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф... Исполнены Небо и Земля славы Его.
— Какая же связь?
Вы этого слова не слышите: а мне дано Ухо Душевное услышать хвалу моему Господу. И слышит ее только достигнувший всемирной любви.
* * *
...да, так вы и думаете, что есть розы, которых бы никто не обонял. Подставляй карман.
Я Василия Михайловича (Скворцова) спрашивал:
Да какая разница между хлыстами и монахами? Сделав глаза недоумения, он сказал:
Монахи берут ордена, а хлысты нет.
~