Действительно: в учении и идеалах между ними нет разницы. Но хлысты девствуют по природе, и их сажают в острог, а монахи девствуют по должности и карьере — и сажают тех в острог.
* * *
У вас не жезл, а палка. Вы с палкой пришли. «Палок» нигде в Священном Писании не указано. «Жезл» — кроткое, мудрое управление. Какой же у «никона» может быть жезл, когда он даже догматов церкви не знает, и когда заспорил на Афоне с монахами, то преподаватель Троицкий, стоявший у него за спиной, на каждом слове его вполголоса поправлял: «Что́ вы, владыка; это — ересь; не так,
Когда я сказал:
Ведь это
Антоний! Антоний! при чем тут «никои»: он только пешка в его руках.
Но заметим, что и Антоний — только пешка в руках своего невежества и грубости.
Чудный рассказ о Макарии Московском: благословлял народ «произносить всю формулу благословения по Библии» (и сказал, какую: очень трогательно). В Томской епархии ходил пешком по селам, входил в избы и, сев у избы, поучал крестьян. Вот — Пастырь Божий.
10 сентября 1913
Ясно, что, если бы Песнь Песней не была отвратительно и, наконец, совершенно идиотски истолкована у нас, а понималась бы и
...да, да, да!
О, если бы не те годы (57): с
Радость, Радость пришла! Которую скрыли от вас и которая
Ликуй, улица, ликуй, сад, ликуй, поле, ликуй, лес: прекрасный человек вернулся к тебе, а тот, урод, изгнан. Знаете ли вы, кто Прекрасный Человек?
Кто целуется! — И знаете ли вы, кто урод:
Кто не целуется.
* * *
Это и в ботанике так: десятый сорвал розу, а девять прошли и только понюхали.
Что́ поделаешь. Бог так сотворил. Это «не наши нравы», а космология.
* * *
Я колеблюсь...
Мерцают звезды, а не льют свет, «как из трубы»...
Извилисты горы...
И дрожит, как луч Божий, человеческая душа.
* * *
Один Михайловский «не знал колебаний».
Ну, Бог с ним.
Михайловский и «наш штатный протоиерей», тоже довольно уверенный в себе.
11 сентября 1913
Что́ же делать, если «окончательно» один, но «не окончательно» почти все... Из «не окончательно» вышли балы, декольте, общество, приветы, ласки и любящие взгляды, какие мы бросаем друг на друга...
И рукопожатия (т.е. что-то физическое; зачем бы оно при «духовном уважении»?), и «подстригаем волосы», и надеваем мантильи.
Если бы не было «не окончательно» — не было бы культуры.
Что это́, коварство или глупость — не понимаю: пока я боролся с хр... и «был за юдаизм», Мережковский, слегка упрекая за Христа, — был мне другом и необыкновенно ласков лично. Но едва от «евреев сейчас» я отвернулся и хотя в то же время хоть несколько стал повертываться к хр ,
он обрушился на меня со страшными укорами за хр и в энтузиазме
христианского усердия почти предлагает побить камнями (которые, впрочем, в литературе суть пробки). Всё — в газете «Речь».
И «Речь» такая христианская.
Очевидно, и ей больно, что Розанов не только нападает на Бердичев, но и на Христа.
Конечно, тут дело в Бердичеве и Гессене. Но каким образ, писатель с
Всегда перекрестится, что бы ни начинала делать.
— Я одна! Я одна!