Если в глубокой древности жертвоприношения животных представляли собой способ выражения благодарности богам, то в раннем иудаизме они стали средством искупления грехов. Правда, уже во времена объединенного Израильско-Иудейского царства (Х в. до н. э.) носители религиозной традиции, левиты и аарониды, понимали все несовершенство и условность жертвоприношения животных в качестве средства искупления грехов человека. В этом плане интересен псалом царя Давида, мучавшегося чувством вины за совершенное преступление против первого мужа своей любимой жены Бат-Шевы (Вирсавии). «Ибо жертвы Ты не желаешь, – я дал бы ее; к всесожжению не благоволишь. Жертва Богу дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс. 51: 18–19). Отсюда видно, что уже тогда покаяние провинившегося человека считалось куда важнее любых жертвоприношений. То же самое касалось и отношения к Богу. Первые библейские авторы отдавали предпочтение прославлению Господа, нежели жертвоприношению. «Я буду славить имя Бога
«С чем предстать мне пред Господом, преклониться пред Богом небесным, – вопрошал пророк Михей (Миха). Предстать ли пред Ним со всесожжениями, с тельцами однолетними? Но можно ли угодить Господу тысячами овнов или неисчетными потоками елея?» (Мих. 6: 6–7). То, что нельзя искупить преступление человека и тысячами жертвенных животных, неоднократно говорил и пророк Исайя. Стараясь донести до своего народа волю Всевышнего, он передавал ему следующие слова: «К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота, и крови тельцов, и агнцев, и козлов не хочу». Но что же требовал пророк от своих современников? «Перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову» (Ис. 1: 11,16–17). То есть грехи надо искупать не жертвенными животными, а праведностью и благими делами. Точно так же излагал волю Господа и пророк Осия. «Я милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений» (Ос. 6: 6). Более поздний пророк, Иеремия, ставший свидетелем разрушения Первого Храма, убеждал людей в том, что Бог заповедал не жертвоприношения совершать, а выполнять Его заповеди (Иер. 7: 22–23).
Известная библейская книга «Притчей Соломоновых» идет еще дальше, называя жертвоприношения нечестивых – «мерзостью пред Господом» и утверждая, что только «молитвы праведных благоугодны Ему» (Притч. 15: 8). В любом случае, считает эта книга, «соблюдение правды и правосудия более угодно Господу, нежели жертва» (Притч. 21: 3).
Уже в I веке до н. э. фарисеи предпочитали молитву и изучение Торы (Пятикнижие) любым жертвоприношениям в Иерусалимском Храме. Более того, они перешли к созданию собственных молитвенных домов – синагог, которые использовали молитву и изучение Торы как альтернативу жертвоприношениям в Храме. Что касается ессеев, то они вообще не принимали участие в принесении каких-либо жертв. Одним словом, к началу нашей эры иудаизм постепенно изживал идею жертвоприношения невинных животных за грехи человека. И когда Иерусалимский Храм был разрушен римлянами в 70 г. н. э., иудаизм стал первой религией в мире, которая отказалась от всяких жертвоприношений, заменив их молитвой и покаянием самого человека.
Эсхатологическая причина вражды с Израилем
В Ветхом Завете нет ни слова о вражде народов мира с Израилем. Наоборот, ветхозаветные книги полны утверждений, что вера евреев в единого и всемогущего Господа привлекала к ним окружавшие их народы. «Блажен народ, у которого Господь есть Бог, – племя, которое Он избрал в наследие Себе». Поэтому «князья народов собрались к народу Бога Авраамова» (Пс. 32: 12; 46: 10). Эти изречения очень типичны для раннебиблейской литературы. Ветхозаветные авторы с полным основанием полагали, что Израилю, единственному в Древнем мире народу, который нашел истинного Бога и оставался верен Ему при любых обстоятельствах, было чем гордиться среди всех империй и царств того времени. «Иные – колесницами, иные – конями, а мы именем Господа, Бога нашего, хвалимся. Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо» (Пс. 19: 8–9).