Иудейская война

Но ожидать, чтобы Бог поступал с благочестивыми и нечестивыми одинаково — не что иное, как безумие. Кроме того, Он умеет тотчас же прийти на помощь, когда должно: сломил же Он мощь ассирийцев в первую же ночь, когда они разбили свой стан перед городом! И потому если б Он считал наше поколение достойным свободы, а римлян — заслуживающими наказания, то Он обрушился бы на них так же, как на ассирийцев, немедленно — еще тогда, когда Помпей поднял руку на этот народ, или тогда, когда вслед за Помпеем пришел Сосий, или тогда, когда Веспасиан опустошал Галилею, или, наконец, сейчас, когда Тит приблизился к городу! Однако Помпей и Сосий не только не пострадали, но и взяли город силой, Веспасиан в войне с нами проложил путь к императорскому престолу, что же касается Тита, то при нем даже источники наполнились водой — те самые источники, которые прежде высохли при вас! Ведь вы и сами знаете, что до его прибытия и Шилоах, и те источники, что за городом, иссякали, так что вода в городе покупалась по амфорам. И что же? Теперь эти источники настолько наполнились водой в честь ваших врагов, что ее хватает не только для них самих и их скота, но и для орошения садов. А ведь это знамение известно вам, ведь оно имело место уже однажды при взятии города, именно, при нашествии вышеупомянутого вавилонского царя, который взял город и сжег Храм, между тем как я уверен, что тогда наши предки не были столь нечестивы, как вы. И потому я полагаю, что Божество оставило наши священные места и стоит теперь на стороне тех, против кого вы воюете. Ведь если порядочный человек бежит из дома порока и с омерзением отворачивается от его обитателей, то неужели же вы все еще рассчитываете, что Бог, Которому видно скрытое от глаз и слышно умалчиваемое, что Бог будет с вами, несмотря на все ваши злодеяния?! Впрочем, разве вы умалчиваете о чем-либо, разве вы что-либо скрываете? Разве хоть что-то из совершаемого вами не стало явным даже вашим врагам? Ведь вы кичитесь своими беззакониями, изо дня в день оспариваете друг у друга первенство в пороке и, словно какую-то добродетель, выставляете напоказ несправедливость.

И все же, несмотря на все это, перед вами, если только захотите, еще открыт путь спасения, ибо Божество охотно прощает тех, кто раскаивается и сознает свою вину. О жестокосердые! Сбросьте вооружение, сжальтесь наконец над гибнущим отечеством! Оглянитесь вокруг себя, посмотрите, сколь прекрасно то, что вы губите, — что за город, что за Храм приношения скольких народов! Кто укажет сюда путь пламени?! Кто желает, чтобы это перестало существовать?! Что заслуживает спасения более, чем все это?! Поистине вы безжалостны и более бесчувственны, чем камни. Но если вас не трогает даже вид всего этого, то сжальтесь хотя бы над своими семьями! Пусть каждый представит детей, жену и родителей, которых вскоре унесет голод или война. Я знаю, что опасность нависла также и над моими собственными матерью и женой, над моим далеко не безвестным родом и издревле славным домом, и вы, наверное, думаете, что это из-за них я советую вам сдаться. Но убейте их, и пусть ценой за ваше спасение будут мои собственные плоть и кровь! И сам я готов умереть, если только это заставит вас образумиться».

X

1. Однако слезные призывы Йосефа не возымели никакого действия. Мятежники не собирались сдаваться и не считали, что перемена образа действий обеспечит их безопасность. Что же касается жителей города, то они один за другим склонялись в пользу бегства в римский лагерь. Одни продавали за бесценок имущество, другие — драгоценнейшие из своих сокровищ, чтобы вырученные таким образом деньги не стали добычей разбойников, они проглатывали золотые монеты, а после этого бежали к римлянам. Там им оставалось только опорожнить желудок, и они располагали средствами, чтобы обеспечить себя всем необходимым. Большинству из них Тит позволял рассеяться по стране, и каждый селился там, где хотел. Это в особенности располагало их в пользу бегства к римлянам, ибо таким образом они избавлялись от бедствий внутри города, не становясь вместе с тем рабами римлян. Люди же Йоханана и Шимона, со своей стороны, препятствовали бегству даже ревностнее, чем вторжению римлян, и на месте расправлялись со всяким, на кого падала хотя бы тень подозрения.