Мне эти политические занудства были неинтересны. Кого там изберут, какие лозунги понавешают - в нашей семье всё равно ничего не изменится. Как всегда, мама с папой будут утром убегать на работу и возвращаться вечером, усталые. Как всегда, я буду таскаться в до чёртиков надоевшую школу, буду гонять на велике по пустынным аллеям Старого парка, а зимой - на лыжах. Уж эти дела надоесть не могут. Как выразился бы дядя Олег - "по определению". И никуда не денутся ни книжки фантастики, ни кассеты с записями "Погорельцев", попрежнему мы будем с Максом просиживать вечера за его видавшим виды компьютером, играть в классные игры, и компакты, как и раньше, будут стоить всего-ничего пять порций мороженного. Жаль, родители этого не понимают и портят себе день пустыми страхами. Как будто у них других дел нет. Как будто зимой не появится у меня братик или сестрёнка. Лучше бы они уже сейчас готовились. Пелёнки там всякие покупали, коляски. Я бы с Максом договорился, его сестрица Ленка уже выросла из этого барахла, ей третий год уже, носится по квартире как безумная, и спички они всей семьёй от неё прячут. А та всё равно, между прочим, находит. Вот её младенческие шмотки нам бы и пригодились.
Волновали меня, конечно, и иные проблемы. Вот, например, кружок по информатике в Санькиной школе. Возьмут ли меня туда? Там и от своих-то отбою нет, ещё бы - такой компьютерный класс им отгрохали, мощные "четвёрки" стоят, и у каждой - струйный принтер, и программ всяких полно. Санька обещал поговорить с их учителем - Сергеем Львовичем, насчёт меня. Но неизвестно, что из этого выйдет. Вдруг скажут - нам посторонние не нужны, пускай в своей школе занимается. А в нашей-то стоит пара раздолбанных "двушек" - и только. Да и к ним лишь старшеклассников пускают, Антонина Михайловна трясётся за эту рухлядь точно за самые ультрасовременные машины. И само собой, никакого кружка у нас нет, а по информатике мы только дурацкие блок-схемы с доски перечерчиваем. Не то что у Саньки, где они пишут классные такие программы, с мощной графикой, которые...
От удара зубы мои стукнулись друг о друга, и корзина слетела на пол, посыпались из неё маслята, страшно, потеряно закричала мама, и всё опрокинулось. Краем глаза я успел ухватить извилистые корни сосны, тянущиеся к нам когтистыми пальцами, и сам её огромный, завалившийся поперёк шоссе ствол, а потом почему-то я оказался на обочине, а там, на месте нашего "Гепарда", бесновался лохматый, рыже-чёрный столб огня, и виски ломило так, словно вгрызались в них электродрелью, перед глазами плясали бледно-розовые вспышки, и кто-то, ругаясь, тащил меня за шиворот прочь от шоссе, к нависающему тёмному лесу, трещала рубашка и сыпались с неё пуговицы, а потом уже ничего не было - только зыбкая, равнодушная пустота...
Я вышел на безлюдную, заросшую лопухами улочку, ну совершенно деревенского вида, не хватало для полноты картины лишь гуляющих кур да визжащего где-нибудь на задворках поросёнка. Вместо этого подобрался ко мне рыжий, ободранный в боях кот, не спеша обнюхал мой ботинок и разочарованно удалился прочь.
Вот она, Малая Аллея. Десятилетней давности картинки - своим чередом, а ориентироваться я не забывал, это получалось автоматически. Если не вспоминать, как долго вбивали в меня сей автоматизм, то впору и возгордиться. Ай да Лёша, ай да сукин сын!
На покосившемся штакетнике, в пяти шагах от меня, красовался изрядно облупившийся номер. Четырнадцать! То, что доктор прописал. Ну ладно, пора поздороваться с бабулей.
Та не замедлила появиться. Скрипнула дверь терасски, и возникла она - вооружённая коромыслом и вёдрами - разумеется, пустыми. Хорошо всё же, что я не страдаю грехом суеверия.
Бабуля оказалась не такой уж и развалиной, как рисовалось моему воображению. Было ей на вид не больше семидесяти, и, конечно, имелись на загорелом, цвета морёного дуба лице морщины, но не в таком уж фантастическом количестве. Седые волосы, выбиваясь из-под серого платка, почему-то наводили мысли об огненных языках, что лижут растопку свернувшуюся в трубочку берёзовую кору.
- День добрый, хозяйка, - поприветствовал я её, облокотившись о столб, на котором была укреплена видавшая виды калитка.
- Ну, чего тебе? - осведомилась старуха, глядя на меня выцветшими, лишёнными всякого выражения глазами.
- Да вот, интересуюсь насчёт жилья, мне бы на пару дней, до поезда на Заозёрск. Может, договорились бы?
- Ступай, ступай, - бабка не замедлила охладить мой пыл. - Не сдаю я. Вот, может, у Семёновны с Авиаторов, у неё комната пустует, а у меня негде.
- Ну зачем так уж сразу, бабуля, - изобразил я хамоватую настырность. Или настырную хамоватость. - Пенсия у тебя, ясное дело, маленькая, а расходы большие, так что интерес тебе самый что ни есть тот. Да и жилище, я гляжу, не мелкое, уж как-нибудь разместились бы.
- Я ж тебе, малый, ясным языком сказала - ступай, - насупилась бабка. - Некогда мне с тобой лясы точить.