Юг там, где солнце

Я положил ему руку на вздрогнувшее тёплое плечо.

- Пойдём в дом. Надеюсь, в догонялки играть не будем - сам понимаешь, глупо.

И мы вышли из сарая. На всякий случай я придерживал Мишкин локоть - не хватало ещё бегать за ним, топча обихоженные грядки. Но пацан шёл покорно, механически переставляя ногами, точно заводной плюшевый медвежонок. Был у меня такой, лет двадцать назад.

Я вообще не выношу женских слёз, но тут разразилось нечто неописуемое. Вера Матвеевна выла как подстреленная волчица, хрипела, брызгалась слюной и всё порывалась биться головой о стенку - мне пришлось даже усадить её в кресло. В эту минуту я проклял всё - и своё согласие поступать в Училище, и оккультистов - всех вместе и каждого по отдельности, и наше Управление, и эту идиотскую командировку... Ну что мне стоило отказаться? В отставку не отправят, я кадр ценный. И спокойно бы гонялся по лесам и катакомбам за Рыцарями, занимался бы внешним контролем, проводил бы за компьютером корреляционный анализ данных, а главное - никогда бы не топтался возле истошно воющей тётки, у которой я только что арестовал сына. Воды ей надо, наверное, дать. Только где у них?

Узнай дорогой мой начальник то, что я сделал, боюсь, оперативной работы не видеть бы мне до пенсии. По крайней мере до его. А Сан Михалыч отнюдь не собирается. Крепкий он дядька, и здоровье отменное, даром что за шестьдесят. Должно быть, ровесник Никитичу. Только вот о культурном отдыхе у него понятия иные.

- Вода у вас есть? - повернулся я к Мишке.

Тот молча кивнул.

- Ну так что столбом стоишь? Видишь, у матери истерика! Принеси ей попить.

Мишка посмотрел на меня непонимающе, потом нырнул куда-то в глубь дома. За ту минуту, что его не было, я в красочных подробностях представил, как он, распахнув главную дверь, выбегает на улицу, и ищи потом ветра в поле. Это же его город, он знает окрестности как таблицу умножения. Может, и лучше. Здесь полно приятелей, у которых хотя бы первое время можно отсидеться. Конечно, пацан есть пацан - где ему понять, что от Управления не скроешься. Вычислят, и довольно быстро. Только вот другие будут вычислять - не я. А я... Интересные объяснения пришлось бы давать мне генералу Евлампиеву, начальнику оперативно-розыскной части. И понятно, погоны с плеч, и хорошо ещё, если рядовым куда-то в Тьмутаракань, а то ведь и вообще из Управления погонят. И куда я денусь - в радиомонтажники? А главное - сочувственные взгляды коллег, деланно-небрежное похлопывание по плечу - не бери мой в голову, старина, со всеми бывает.

Не успели прокрутиться в моей голове унылые кадры будущего, появился Мишка со стаканом.

Вера Матвеевна лязгнула зубами о стекло, мотнула головой, но всё же глотнула.

- Мам, ну ты что, - склонился над ней Мишка. - Ну не реви ты, всё будет хорошо.

Косо поглядывая на них, я достал передатчик и набрал код местной полиции. Вот уж будет там переполох!

- Поручик Бурьянов, столичное УЗВ, - отрекомендовался я, увидев вспыхнувший кошачьим глазом индикатор приёма. - Нахожусь в спецкомандировке. Допуск: 8-248-20-730. Высылайте наряд по адресу - Заполынная, дом двадцать четыре. Конец связи.

Жёлтый глаз индикатора потух. Я убрал ненужный более аппарат. Ну, почти всё сделано. Первичный допрос - и пускай дальше мудрят наши орлы из следственной части.

- Ну за что, за что вы его? - причитала Вера Матвеевна, размазывая слёзы по щекам.

- Статья двести девятая, часть первая, - охотно отозвался я. Оккультная практика с целью обогащения. Карается заключением от трёх до десяти лет. Мы же с вами в богохранимой стране живём, Вера Матвеевна. Бесовщина у нас запрещена, знаете ли. Вы что же, не понимали, в какую дрянь ваш ребёнок вляпался?

- Да разве же я думала, что за это сажают! - взвыла несчастная баба, до белизны пальцев сдавившая подлокотники кресла.

- По-моему, всё же думали, - саркастически улыбнулся я. - Иначе не было бы этой дурацкой конспирации - вход с огорода, привет от Матвея Андреича, бабушка-посредница. Разве не так?

- Ну неужели ничего нельзя поделать? - Вера Матвеевна повернулась ко мне. - Вы должны понять, это же мой сын, у вас же у самого есть мать! Мишенька же ещё ребёнок, толькотолько тринадцать исполнилось! Ну послушайте, - жарко задышала она, выползая из кресла, - мы с вами договоримся. Ведь это... - скривила она губы, - это видели только вы. Ну скажите, что ничего там не было! Я всё отдам, вы не смотрите на обстановку, у меня есть деньги, вы же молодой, вам ещё жить да жить, семью заводить, свой дом, вам пригодится.

Она всё порывалась к серванту, к своим капиталам, и пришлось, мягко приобняв её, снова усадить в кресло.

- Вера Матвеевна, вы уже совсем нелепицу какую-то несёте. Знаете как это называется на языке закона? Так что давайте условимся - я ничего не слышал, вы ничего не говорили. И постарайтесь больше никаким должностным лицам таких предложений не делать. Иначе только сыну повредите.

Где-то в дальней комнате раздался детский плач.

- Олежек! - встрепенулась Вера Матвеевна. - Младшенький мой! Я пойду успокою, можно?

- Идити-идите, - устало бросил я. - Там вы нужнее.