Юг там, где солнце

- Тут, парень, понимаешь, такая петрушка получается. Я-то вообще случайно у вас в Барсове, проездом на Заозёрск, а эти, на вокзале не дают прямого билета, пришлось тут до понедельника кантоваться, а ночевать где-то надо, верно? Ну, я побродил по городу, поспрошал, а народ у вас дикий какой-то, хорошо, на мужиков этих набрёл, на пустыре. Пригласили они посидеть, ну, посидели, приняли, а Фёдор Никитич дядька добрый, приютил меня на три ночи. А утром я тут с бабкой одной разговорился, ну и... Слово за слово, язык развязался, она, в общем, покивала-покивала, ну, и к тебе сходить посоветовала. Тебя, парень, как звать-то?

- Мишка, - кивнул пацан, сосредоточенно отдирая от колена засохшую болячку.

- В общем, беда у меня. Сын пропал осенью. Жена, дура, оставила во дворе без присмотра. Ну, и гад какой-то увел. Соседские ребятишки потом рассказали - высокий, в пальто. Конфетой приманил. Мы, конечно, то-сё, полиция, следователь - а толку хрен. Ничего не нашли, да и бес их знает, искали-не искали... Хочу знать, живой, или как. А Ленка моя после всех этих дел малость сдвинулась, решила, пока Саньку не отыщем, мы вроде как и не муж с женой. Да это и не главное, лишь бы сына отыскать. Ну, а если... - вздохнул я, и плечи мои вздрогнули, - если уже всё... Хоть эту гадину бы найти. Сам посчитаюсь. Может, он ещё кого увёл... Вот такие дела, Мишь. Сумеешь помочь?

Я выпрямился, в упор глянув на него. Мальчишка сидел уткнувшись подбородком в колени. Потом, спустя показавшуюся мне бесконечной минуту, хрипло произнёс:

- Ясно. Сколько ему лет было, сыну вашему?

- В мае должно было пять исполниться. Вот знать бы, исполнилось ли...

- Хорошо, - уже твёрже сказал Мишка. - Я... Я попробую, но не знаю, как получится. Оно не всегда с первого раза выходит.

Он встал с чурбачка, постоял немного, не то вспоминая чтото, не то прислушиваясь к окружающей сарай темноте. Потом не спеша начал собирать с пола мелкие сосновые планки. Сложив их горкой, обернулся ко мне:

- Вы сейчас сидите, не шевелясь, и Саньку своего вспоминайте. Как он выглядел тогда, в тот день. И не говорите ни слова, а то всё сорвётся.

Я молча кивнул.

Мишка, усевшись на корточки, принялся выкладывать из планок какую-то странную фигуру. Сперва мне показалось, что это двойная пентаграмма, но вглядевшись, я понял, что здесь что-то совсем иное. Деревяшки выстроились непривычным глазу многоугольником, в котором даже самый талантливый математик не отыскал бы и намёка на симметрию.

Мне оставалось лишь сидеть тихо и, как предписано было радиомонтажнику Бурьянову, вспоминать облик утерянного сына. Самое удивительное, что я и в самом деле начал вспоминать. Витя Северский однажды явился на службу со своим четырехлетним Санькой - так сложились дела, что не с кем было оставить. Дитё изрисовало пачку ксеросной бумаги малопонятными каракулями, сурово слопало поднесённую секретаршей начальника шоколадку и запросилось в туалет. Я помнил его довольно смутно чёрные, слегка вьющиеся волосы, пухлые, покрытые россыпью веснушек щёки, - Витя всё дразнил своего отпрыска хомяком. "Я не хомясёк, Я Саса", - обиженно отвечал малыш, косясь на окружающих готовыми наполниться влагой карими глазами.

...Вдруг оказалось, что исчезли звуки. Пропали куда-то колотящие крыльями лампочку мотыльки, утих комариный писк, прекратлась мышиная колготня в поленнице.

А потом... Крайняя планка вдруг дёрнулась, начала медленно приподниматься одним концом в замерший воздух, потом всколыхнулись и другие, точно задетые скользящим пальцем клавиши рояля. Сперва медленно, а потом всё быстрее задвигались планки, и спустя минуту сами собой выстроились в некое подобие треугольной стрелки, указывающей в сторону полуоткрытой двери сарая.

Теперь сомнений не оставалось. Психодинамика в чистом виде. К бою, поручик Бурьянов! Сглотнув образовавшийся в горле комок, я резко поднялся, осенил себя крестным знамением и громко произнёс:

- Да воскреснет Бог, и расточатся врази его, и да бежат от лица его ненавидящие его. Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога...

Висевшая в воздухе гора планок с сухим треском - точно сломали чью-то кость - обрушилась на пол и осталась лежать бесформенной грудой. И разом вернулись исчезнувшие было звуки, запищал у меня над ухом комар, где-то вдалеке, на улице, послышались пьяные голоса.

Мишка обмер, потерянно глядя на меня. Что ж, грустно это всё, но служба есть служба. Сунув руку в карман, я протянул ему синюю, с золотым тиснением, корочку:

- Поручик Бурьянов, Управление Защиты Веры. Вот такие дела, Миша. Пойдём-ка в дом.

Мальчишка отшатнулся, прижимаясь лопатками к стене, и уставился на меня безумными глазами. Губы его беззвучно шевелились, он скорчился и ловил ртом сухой воздух, точно получил отменный удар в солнечное сплетение. Что ж, - хмуро подумал я, - когда-нибудь он мне ещё спасибо скажет.

- Ты не маленький, Миша, должен был понимать, что когданибудь это кончится.

- А я... А я-то вам поверил, - прошептал он, отводя потухший взгляд. - И ведь почти уже...