— А потом отец посылал братца Захара за Свиридовым, — продолжала рассказывать Надя. — Как пришел Свиридов, так они сейчас же куда-то ушли с тем казаком…
— Что ты говоришь? — поразился Прохор. — А ты не знаешь, как зовут того казака?
— Слышала, будто Свиридов называл его Котом, — усмехнулась Надя. — А может, Котовым…
— Котов? — перебирал в своей памяти Прохор. — Что за Котов?
Он вспомнил, что Котовы жили в хуторе Бураковском. Было их два брата — Фома и Михаил. Фома служил в Красной гвардии, в охране Ленина. Когда в январе Прохор был в Петрограде, у Ленина, он встречался с Фомой. А вот что касается второго брата — Михаила, то Прохор не знал, где он.
— Какой он из себя, Надюша? — спросил Прохор.
— Кто?.. Котов, что ль?
— Да-да.
— Да я и не помню… Мельком видела… Кажись, маленький такой, чернявенький…
— Точно, — сказал Прохор. — Он… Михаил… Интересно, зачем он к отцу приходил?..
Размышляя об этом, Прохор чувствовал, что это ночное посещение таинственным гостем отца каким-то образом связано с его вызовом.
Надя все порывалась что-то спросить у Прохора. Но, углубленный в свои мысли, он не замечал этого. У ворот своего дома Надя остановила брата.
— Проша, — срывающимся голосом сказала она, — ну как он? Понравился али нет?
— Это ты о ком же? — недоумевающе спросил Прохор, но тотчас же по смущенному, порозовевшему лицу девушки догадался, о ком шла речь. — Милая сестричка, — смеясь, обнял и расцеловал он ее. — Хо-ороший паренек Митя. Хороший!.. Ничего плохого не могу сказать. Правильный твой выбор. Одобряю!.. Я его зачислил к себе писарем.
…Прохор волновался. Больше года он не переступал порога родного дома. Сердце его замирало, когда открыл дверь в кухню. Первой он увидел мать. Она возилась у печи. Лукерья собирала со стола миски, ложки: видимо, недавно позавтракали. Не малыши еще сидели за столом, аппетитно доедали кашу со сметаной.
— Здравствуйте! — сказал Прохор.
— Слава богу! — ответила Анна Андреевна, сразу не поняв, кто это вошел и поздоровался. Но, увидев сына, растерянно всплеснула руками. Проша? Милый мой сыночек, наконец-то! Пришел, родимый. Ну, садись, сынушка, я тебе соберу позавтракать.
— Спасибо, мама. Уже позавтракал. Где отец?
— Отец? — с изумлением посмотрела на него мать. — Ты к нему? — Ее лицо просветлело. Она не знала, что Прохор пришел по вызову отца и подумала, наверно, что сын наконец пришел примириться со стариком. Старуха даже всплакнула от радости.
— В горнице он, — сказала она и подтолкнула Прохора. — Иди, иди, сынушка, помирись с ним.
Приоткрыв дверь в горницу, Прохор спросил:
— Можно, батя?
Василий Петрович не сразу ответил. Он читал библию. Дочитав до точки, захлопнул книгу. Снимая очки, сурово бросил:
— Заходи! Да прикрой дверь.
К немалому огорчению Анны Адреевны, которая уже было прильнула ухом к дверной щели, собираясь подслушать разговор отца с сыном, Прохор плотно прикрыл дверь.
Подойдя к столу, за которым сидел отец, Прохор почтительно вытянулся перед ним. Это понравилось Василию Петровичу.
— Садись! — кивнул старик на стул.
— Не беспокойтесь, батя, постою.
— Как хочешь.
— Я вас, батя, слушаю.
Василий Петрович исподлобья испытующе оглянул Прохора. Подобранная, ловкая фигура сына ему тоже понравилась. «Да и хороши ж у меня все-таки дети! — с гордостью подумал он и вздохнул. — Только вот, господи, война их загубила».
После ухода Котова Василий Петрович понял, что для Прохора наступает тяжелая минута. Если не предупредить, его могут убить. Хоть и сильно был сердит старик на меньшого сына, но сердце защемила жалость… Всю ночь он размышлял об этом. «Ведь сын же он, Прохор-то. И, по правде сказать, люблю его я, люблю, пожалуй, крепче всех своих детей… Можно ли допустить братоубийство? Да и бог мне не простит за то, что допущу убиение своего сына… Долг мой, отца, предупредить сына, спасти его от неминуемой смерти».
— Вот что, Прохор, — сурово начал Василий Петрович. — Хоть я на тебя и дюже сердце имею, но а все же дите ты мне родное… Навроде жалко…
«Добрый же все-таки у меня отец», — подумал Прохор.
— Всех жалко вас, — дрогнувшим голосом продолжал старик. Он поднял рук, растопырив пальцы. — Это все едино, как вот эти пять пальцев. Каждый из них, ежели отрубить, больно. Так и каждого из вас жалко… Дети вы ведь мои… Все вы — кровь и плоть моя… И теперича вот, как зачалось это смутное время, ну и перемешалось все… Помешались все люди, помешались и вы, мои сыны… Захар пострадал на войне, побывал в плену, пришел домой, хуже дурачка стал… Все плачет… Палец ему покажи, будет плакать… Ты к красным пошел, Константин — к белым. Ты командиром стал у красных, Константин — у белых полком командует, уже чин полковника получил…
Прохор, слушая отца, заметил, как при последних словах в его голосе прозвучали горделивые нотки.
— Пошли вы супротив друг дружки, — продолжал старик. — И до братоубийства могете дойти… До чего мы дожили, господи!..