— Нет, Костенька, — решительно заявила она. — Только не сейчас. Только не сейчас… Я терпеть не могу маленьких детишек…
— Верусик!..
— И не говори!.. Я хочу пожить для себя… Я еще молода… Костенька, — ласкаясь к мужу, продолжала Вера, — ты теперь большой человек, и мне, твоей женушке, неудобно в такой гадкой квартире жить. Надо квартиру сменить, найти где-нибудь на центральной улице… Да как-нибудь получше ее меблировать… А то ведь какого-нибудь видного гостя и пригласить некуда.
— Все будет сделано, милая, — весело сказал Константин. — Я знаю одну неплохую квартиру… В ней жил большевистский доктор. Его вчера расстреляли, а семью надо выгнать… В квартире, говорят, прекрасная мебель, она нам останется.
Едва только Константин закончил хлопоты с переездом на новую квартиру, как получил предписание командующего Донской армией выступить со своим полком снова в сальские степи на подавление оперировавших там многочисленных красных партизанских отрядов.
VII
Станица погружается в темноту. Все вокруг смолкает, словно прислушиваясь к чему-то таинственному, загадочному… Вдруг где-то возник столб пыли. С шумом и свистом пробежал он по улице и, так же, как и возник, неожиданно исчез в гущине рощи. Деревья в саду взволнованно зароптали, покачивая вершинами. С яблонь, как хлопья снега, посыпались бело-розовые лепестки цветения.
— Ванятка!.. Леша! — беспокойно закричала с крыльца Анна Андреевна внукам, с хохотом гонявшимся за дворовой собакой — лохматым Полканом.
— Кому я сказала! — повелительно кричала бабка, видя, что внуки и внимания не обращают на ее зов. — Идите зараз же, негодники, в хату. Смотрите, вот-вот дождь хлынет!.. Так потоком вас и унесет куда-нибудь в буерак…
Последние слова бабки подействовали на ребятишек. Хотя было и непонятно, какой это поток унесет их в буерак, но все же угроза устрашила ребят, и они послушно взобрались на крыльцо.
— Луша! — гладя ребят по голове, закричала старуха снохе, вышедшей из летней саманной кухни, — загони телка-то в хлев!
Василий Петрович, обтесывая грядушку к арбе, то и дело посматривал на разгневанно рычавшую тучу. Звякнув еще раз топором по слеге, откалывая кудрявую стружку, он отнес слегу и топор в сарай.
Порыв ветра зашумел и унесся прочь. Старая верба, стоявшая у ворот, как в ознобе задрожала. Сверкнула далекая молния. Грохнул гром с такой силой, словно туча раскололась пополам.
— Бабуня, — пропищал маленький Леша, прижимаясь к бабкиным ногам. Кто это там так страшно гремит?
— Илья пророк на огненной колеснице поехал.
— Это он колесами стучит?
— Да, внучек, колесами.
— А-а, — сообразил мальчик. — Это он, бабуня, должно, по мосту поехал…
— Верно, деточка, верно.
— А куда он поехал?
— К богу, внучек.
— Зачем?
— Рассказать богу, как мы тут, на земле, грешные люди, живем.
Мальчик задумался.
На мгновение в природе вдруг снова все замолкло. Наступила настороженная тишина. Лишь откуда-то справа слышался нарастающий шум. Сначала по двору застучали редкие крупные капли дождя, потом хлынул ливень. Все торопливо побежали со двора в сени. Крутившийся у крыльца пес, сопровождаемый хохотом ребятишек, ошалело помчался под сарай. Взволнованно хлопая крыльями и встревоженно кудахча, суетливо забегала по двору наседка с цыплятами. С отчаянным писком они катились за ней желтыми клубочками…
Наконец наседка забежала под сарай, уселась в Гнездо и, не переставая кудахтать, гостеприимно и широко, как бурку, распахнула крылья. Птенцы с писком покорно юркнули под теплые материнские крылья. Но один цыпленок отстал от наседки. Отчаянно попискивая, он тщетно метался в поисках исчезнувшей матери и, не найдя ее, захлестнутый дождем, слабо трепыхая крылышками, присел у кочки.
— Матерь божья! — всплеснула руками Анна Андреевна. — Цыпленок-то!
И, повязав крепче платок, она решительно ринулась на помощь злополучному птенцу.
— Куда тебя нелегкая понесла? — проворчал Василий Петрович.
Анна Андреевна, бережно подхватив цыпленка, отнесла его к наседке и сунула ей под крыло.
— Божья тварь, — прошептала она. — Жалко…
Дождь шумел, лил потоками. Семья Ермаковых в дверях сеней с радостным любопытством наблюдала за ливнем:
— Боже ты мой, благодать-то какая! — с восторженным изумлением глядя на разразившуюся стихию, шептал Захар.
Василий Петрович внимательно посмотрел на сына. В глазах Захара блестели слезы. Старик покачал головой.
— Немножко запозднился дождичек-то, — сказала Лукерья. — Пораньше б…
— Ничего, — проговорил Василий Петрович. — И этот дождь кстати, на пользу пойдет… Особливо для огородов.
Анна Андреевна, успевшая уже переодеться в сухое, вышла из хаты.
— Что ж, отец, — взглянула она на Василия Петровича, — будем вечерять, что ли?
— Можно и повечерять, — согласился старик. — Пойдемте.
Все вошли в хату, вымыли руки, помолившись богу, чинно расселись за столом. Все делалось без лишней суеты, молча, спокойно. Сам хозяин садился за стол последним. Он, по обыкновению, долго и набожно молился перед иконами, шепча молитвы, крестясь и низко кланяясь.