Юг в огне

Прохор умилился. «Ведь, действительно, войти только в его положение. Каково переносить его старому сердцу вражду между детьми, которых он породил, вырастил и воспитал!» Прохор хотел было сказать отцу что-то утешительное, но старик нетерпеливо отмахнулся.

— Погоди!.. Конешное дело, разве ж так могет долго продолжаться? Да это противно богу, его священному писанию, чтобы брат с родным братом воевал, отец на сына поднялся, сын на отца… Все это антихристово смущение, а мы того не могем понять… Скоро все это закончится. Порядок будет наведен. Этим, — не выдержав, озлобленно выкрикнул старик, негодяям-большевикам, богоотступникам, будет конец… Всех их на дрючки вздернут!..

Потемнев, Прохор взглянул на отца. «Ах, вот ты как запел, — подумал он с огорчением. — А я-то думал, что в самом деле хочешь со мной примириться».

— Вот что, Прохор, — уже прямо перешел к делу Василий Петрович. Пока не поздно, бросай свой отряд. Бросай своих красных и переходи к брату Константину. Он тут недалечко со своим полком… Он тебя примет как брата родного, защитит от наказания…

«Ага, вот оно в чем дело! — догадался Прохор. — Понятно. Вот, оказывается, откуда приходил Котов…» Но он до поры до времени сдерживался, желая выяснить, что еще скажет отец.

— Бросай все, Прохор, и иди к брату, — наставительно говорил старик. — Могу сам тебя провести к нему. Не то гибель тебе неминучая. Не упасешься ты, Прохор, не упасешься. Как отец сыну говорю… Жалко мне тебя, понимаешь, упредить хочу… Подумай, не то будет поздно…

— Что, Константин на станицу хочет напасть, что ли? — глухо спросил Прохор.

Василий Петрович заколебался, соображая, можно ли открыть Прохору тайну, которую ему выболтал Котов, или нельзя. И, решив, что делать этого пока нельзя, нахмурился:

— Этого я уж не знаю… Но надо полагать, раз стоит он с полком недалечко, то, конешное дело, не для прогулки он сюда прибыл…

— Отец! — спокойно сказал Прохор. — Вначале я вас слушал с волнением… Жалко мне вас стало. Ведь правду вы сказали, тяжело вам видеть, как ваши сыновья сражаются друг с другом. Тяжело, сознаю. И понимаю вас, вам хочется, чтобы сыновья ваши в мире и согласии жили… И мне бы этого хотелось… Очень хотелось бы!.. Но почему же вы, батя, решили именно меня уговорить перейти к Константину, а не его уговариваете, чтобы он ко мне перешел? Ведь, батя, поймите, он, именно он, пошел по неверному пути, а не я… Куда вы, батя, меня зовете? На что наталкиваете?.. Вы зовете меня на то, чтобы я предал своих товарищей, горячо говорил Прохор: — Вы хотите, чтобы я пошел в услужение к белопогонщикам, генералам, помещикам, которые нас за людей не считают?.. Нет, батя, вы ошиблись. Ваш сын Прохор — не подлец!.. Он не помарает ермаковской фамилии. То, что вы предлагаете, делать я не стану. Я сознательно пошел по этому пути, никто насильно меня не тянул, и с него никогда не сверну, хотя бы мне и грозил за это сто смертей… Вот, батя, я вам все сказал…

Василий Петрович ошеломленно смотрел на сына, не прерывая его. Ему нравился такой решительный, правдивый характер Прохора. В душе он гордился сыном. И думал о том, что, кто знает, может быть, и он, старик, будь на Прохоровом месте, тоже бы так сказал. Но ведь то, что затеяли большевики гибельное дело. И он, непокорный сын, не понимает этого. Надо открыть ему глаза, показать, что он заблуждается, и спасти, спасти его, пока можно…

— Постой! — поднял руку старик. — Ведь раздавят же вас, как гнид.

— Раздавят? — переспросил Прохор. — Нет, отец, советскую власть невозможно раздавить… Меня, конечно, могут убить, могут убить моих товарищей, но советскую власть убить нельзя…

— Что там советская власть! Тебя-то изловят да убьют, дурак! — гневно выкрикнул Василий Петрович. — Жалко ж тебя!

— Не жалейте, батя. Если убьют, то вы не жалеть, а гордиться мной тогда должны… Да и рано вы меня хороните… Еще бабушка гадала да надвое сказала — то ли убьют меня, то ли нет… У меня и моих товарищей есть руки, есть головы, есть оружие, не новички, умеем сражаться… Даром мы жизни своей не отдадим…

— Прохор, — попробовал еще раз убедить сына Василий Петрович, — ты ж, парень, вникни в наше родительское положение. Пожалей мать. Не приведи бог, что случится с тобой так она ж не вынесет такого горя, заживо в могилу ляжет…

— Батя, — твердо сказал Прохор, — что случится, того не миновать. Умереть в честном бою не страшно… Это честнее, чем холуйничать перед каким-нибудь офицеришкой.

На мгновение Прохор замолк, потом тихо, с упреком сказал:

— Ну зачем вы, батя, хотите меня с правильного пути столкнуть?.. Неужто вы так и не понимаете, где правда?