Юг в огне

— С ума ты сошел!.. — усмехнулся Прохор. — Духота, хоть рубахи выжимай… а тебе холодно… Трусишь, проклятый, трусишь… Только что стрельбу услыхал, а уже затрусил. Что ж из тебя будет, когда в рукопашную придется сойтись, а?.. Эх ты! — с презрением кинул ему Прохор.

— Я трушу? — даже присел от обиды Сазон. — Я?.. Ну ладно, я ж те покажу, какой я трус… Я те покажу!..

— Ладно. Седлай вот лучше коней быстрее.

Сазон, на ходу накинув ремень шашки через плечо, побежал выполнять приказание.

Прохор велел Дмитрию разбудить красногвардейцев, спавших в классах.

— Пусть приготовятся и ждут моих приказаний, — сказал он.

— Готовы лошади! — крикнул с улицы Сазон.

— Ты будь здесь, — сказал Дмитрию Прохор. — Если для чего понадобишься, я тогда скажу…

Повесив бинокль на грудь и взяв плеть со стула, Прохор вышел на крыльцо. Сидя верхом на своей лошади, Сазон держал в поводу прекрасного высокого лысолобого жеребца светло-рыжей масти. Жеребец, стоя на своих тонких, словно выточенных, стройных ногах, нетерпеливо стучал правым копытом, словно требуя скорее ехать. На восходящем солнце конь отливал золотом. Умными глазами он покосился на Прохора.

Прохор хотел было уже сбежать с крыльца и сесть в седло, как вдруг увидел быстро мчавшихся по улице всадников. Он задержался, дожидаясь их.

На взмыленных, тяжело дышавших лошадях к школе подскакали казаки, два друга — Дронов Терентий и Дубровин Силантий…

— Товарищ командир! — взволнованно заговорил Дубровин, рыжеватый казак с голубыми глазами и огромным всклокоченным чубом, торчавшим из-под лихо сдвинутой набекрень фуражки. — Беда! Были мы в разъезде вот с ним, кивнул он на Дронова, приземистого брюнета, — да напоролись на беляков… Они нас обстреляли. Был с нами еще Земцов Андрей… Так его, должно, ранили иль убили, одним словом, в плен забрали… Гнались за нами белые до самой станицы… Целая сотня гналась… Едва ускакали. Лошадей загнали…

— Где вы встретились с белыми? — спросил Прохор.

— Где мы повстречались-то? — в свою очередь спросил Дубровин у своего товарища.

— У Медвежьей балки, — ответил тот. — Знаешь, Прохор Васильевич, где наш станичный табунный расход? Ну вот там, недалечко.

— Много их?

— Много, — ответил Дубровин, — я ж говорю, что за нами сотня, не менее, пылила… А там у них, черт их знает сколько. Мы ж не видали всех…

— Отдыхайте здесь, — сказал Прохор, — кормите лошадей… Поедем, Сазон!

Сбежав по ступенькам крыльца, Прохор, как птица, взлетел на жеребца и помчался за станицу, туда, где слышалась стрельба. Сазон догнал его.

Когда они выскочили с окраины станицы и, поднимая клубы жаркой пыли, помчались по дороге, намереваясь проехать к заставе, находившейся в займище, вокруг послышался посвист пуль. Как градины, вспарывая знойный воздух, пули тяжело падали на дорогу.

Белые, засев за гребнем, зорко контролировали дорогу из станицы, держали ее под обстрелом.

— За мной, Сазон! — крикнул Прохор, круто сворачивая в рощу.

В роще стояла влажная прохлада. Потревоженные стрельбой, взбалмошно орали грачи, бестолково мечась над вербами. Пули сюда не достигали. Лишь редкие из них, посвистывая, шуршали вверху в листве.

Стрельба теперь слышалась отовсюду. Прохор догадывался, видимо, белые с ночи накапливали свои силы вокруг станицы для того, чтобы к утру охватить ее со всех сторон и не дать выйти из нее ни одному красногвардейцу. И теперь, окружив станицу, белые завязали перестрелку с заставами красных.

— О, черт! — с досадой хлопнул себя по голенищу плетью Прохор. Попали в ловушку.

Как он раньше не мог подумать об этом? На какой черт она сдалась, эта станица!.. Ему как-то и в голову не приходило, что она может оказаться ловушкой. Другое дело — в чистом поле. Там можно как угодно маневрировать, можно ускользнуть от белых, можно с боем отойти…

— Сазон, — соскочив с лошади, сказал Прохор. — Мчись в штаб и от моего имени прикажи начальнику разведки Куницыну, чтоб послал разъезды по всем дорогам и выяснил обстановку. Понял?

— Так точно, понял, — хмуро ответил Сазон, все еще обиженный на Прохора за то, что тот обозвал его трусом.

— Езжай! Я скоро приеду.

Надвинув на глаза козырек фуражки, Сазон гикнул и помчался в станицу. С гребня по нему стреляли из винтовок.

— Осторожнее, Сазон! — крикнул ему вдогонку Прохор.

Сазон лишь отмахнулся.

Привязав лошадь к дереву, Прохор стал пробираться к заставе, которая, изредка отстреливаясь, затаилась в канаве.

Красногвардейцы лежали в свежевырытых окопчиках у канавы, сосредоточенно всматриваясь в гребень, из-за которого сюда со злым пением неслись пули. Командир заставы, унтер-офицер фронтовик Коновалов, невысокий человек с белесыми длинными усами, доложил Прохору обстановку: на рассвете застава пропустила в разведку троих конников: Дронова, Дубровина и Земцова. Примерно через полчаса застава увидела мчавшихся по дороге в станицу двух всадников, чуть отстав, за ними скакали еще десятка два-три.

Коновалов дал команду заставе подготовиться. Когда первые два всадника приблизились, кто-то крикнул:

— За нами гонятся белые!.. Белые!.. Стреляйте в них!..