Юго-запад

Не меньше забот было и у командующего группой из двух армий, 6-й немецкой и 3-й венгерской, генерал-полковника Балька. Он понимал, что наступление Дитриха окончательно провалилось, перелома в Задунайщине ждать бессмысленно. Перед фронтом группы, по всем признакам, готовясь к наступлению, стояли армии правого крыла 3-го Украинского фронта и левого крыла 2-го Украинского фронта. Это не считая резервов — стрелковых и механизированных корпусов и целой танковой армии, переброшенной сюда совсем недавно С северного берега Дуная, из Чехословакии. Дитрих зарвался, завяз в обороне русских северо-восточнее Балатона. Перспектива окружить его уже обессиленные войска, естественно, была очень заманчивой для советского командования. Нужен был только один сильный и стремительный удар севернее озера Веленце, на Веспрем.

И Бальк ждал этого удара, ждал с огромной тревогой, с подавляющим все страхом, потому что сдержать этот удар он не сможет. У него не хватит войск. Немецкие солдаты при первом же подходящем случае удирают с передовой, венгров же вообще нельзя считать серьезной силой: они целыми ротами разбегаются по домам или переходят на сторону русских. Только жесточайшим подавлением пораженческих настроений, только усилиями пропаганды, обещающей всем, кто сдастся русским, кошмары сибирского плена («Но и в это уже перестают верить! »), только исступленными призывами до последнего солдата защищать южные границы фатерлянда, только этим да жесткими карательными мерами еще удается держать солдат на передовой.

Но вот почти месяц на фронте подчиненных Бальку двух армий стоит относительная тишина. Это тоже расслабляет боевой дух войск, притупляет их бдительность, расхолаживает готовность сопротивляться.

Час спустя Бальк вызвал одного из своих адъютантов и продиктовал ему весьма многозначительный приказ:

«Солдаты! Фронт стабилизировался. Теперь бои идут у границы нашей родины. Все вы должны быть на переднем крае. Уклоняющихся постигнет позорная смерть. С пятницы [15]тыловая прифронтовая полоса будет подвергнута тщательному прочесыванию силами специальных заградительных отрядов, и тот, кто к этому времени не будет находиться на переднем крае, расстреливается. Исключение составляют только обозные части снабжения и другие тыловые подразделения, а также лица, имеющие на руках направление в свою часть и находящиеся на пути к ней. Те, кто не может знать расположение своей части, должны двигаться в направлении на восток, непосредственно на шум боя и явиться в первую же часть для участия в бою. Все удостоверения об отправке в тыл, кроме положенных командировок и перемещений, с сего дня теряют свою силу. Генерал танковых войск Бальк»,

12

Трудно было понять: спит Свиридов или лежит без сознания. Скорее всего — лежит без сознания.

Шел шестой день их полуплена, шестой день мучительного умирания «бога вождения». К вечеру, еще не понимая толком, что произошло, Виктор почувствовал что-то неладное. Он долго не мог сообразить, в чем дело, пока Свиридов случайно не обронил:

— Совсем тихо стало...

Да, сегодня не было слышно даже артиллерийской стрельбы. Кругом стояла непонятная тишина. Мазников поднялся, подобрался к дыре слухового окна, огляделся. Багряный свет заходящего солнца залил пятнистые, в огромных проталинах поля с черными, ужо не дымящимися коробками подбитых и сгоревших танков, подкрасил кроваво-красным быстро летящие по ветру на юг облака.

«Неужели наши отошли за Дунай? »

Вернувшись на свое место, в осточертевшую, ненавистную ямку в кучке пыльного сена, Виктор встретил немигающий, горячечный взгляд Свиридова.

— Точка, гвардии капитан! — сказал «бог вождения», — Дай пистолет! Не могу больше!...

— Не дам!

Перед рассветом Мазникова разбудил необъяснимый страх. Кругом по-прежнему стояла тишина. Сквозь дырявую крышу и в проем слухового окна виднелось серое небо. Было холодно и сыро от стелившегося по земле белого густого тумана...

«Свиридов же не дышит! » — вдруг понял Виктор..

Его бросило в дрожь. Но он переборол ее, нащупал рукой фонарик, включил. Свиридов лежал неподвижно, вытянувшись, закрыв глаза. На его искусанных губах черным запеклась кровь. «Бог вождения» умер.

Было часа два дня, когда Мазникову почудилось, что где-то всколыхнула тишину артиллерийская канонада. Он насторожился, прислушиваясь, приподнялся на локте. Действительно гремело. В северном направлении. Не очень сильно.

Он подобрался к слуховому окну, выглянул наружу. Туман уже рассеялся. По небу медленно ползли белые рыхлые облака. За ними, высоко на юге, угадывалось солнце.

Гул артиллерии нарастал, будто приближался. Но чьи орудия стреляли — этого понять было нельзя, «Наверно, наши... Наверняка наши! А вдруг немцы? Ведь у них здесь и там, севернее, огромные танковые силы!.. »

Близкий треск мотоциклетного мотора ошеломил Мазникова своей неожиданностью. Выскочив из-за покосившегося высокого забора, во двор на двух мотоциклах с колясками въехали немецкие автоматчики. Пять человек. Следом показался бронетранспортер.