Юго-запад

Махоркин прошел вперед. Трещавшая, струившая тоненький едкий дымок лампа почти погасла, но Дружинин все равно увидел на розовощеком пыльном лице лейтенанта счастливую улыбку.

— Ну как? — спросил он, подойдя к Махоркину. — Подправили вас?

— Как положено, товарищ гвардии полковник!

— Поздравляю! И чтоб больше под немецкие пули не попадать.

— Будем стараться.

— Борис Дмитриевич! Бельский! — Дружинин оглянулся, поискал взглядом командира батальона,

— Я здесь.

— А я хотел к вам направляться, да вот здесь задержался, Пляши, капитан! Нашелся твой наследник!

У Бельского блеснули глаза;

— Правда?

— Вот читай! — Начальник политотдела достал из планшетки распечатанный конверт. — Живет и здравствует в детском доме, в Башкирии, и ждет, когда папка вернется с победой.

Бельский, казалось, не слышал, что говорил начальник политотдела. Наклонившись к лампе, он читал и перечитывал коротенькое, отпечатанное на машинке письмо. Кто-то из толпившихся вокруг солдат, чтобы посветить ему, включил карманный фонарик.

— Точно, он! — поднял голову командир батальона. — Бельский Владимир Борисович, тысяча девятьсот тридцать девятого года рождения... Уроженец Ленинграда. — Он сложил письмо вдвое. — Товарищ гвардии полковник!.. Знаете... Спасибо вам! Я просто не знаю, что сказать, как благодарить!..

Дружинин похлопал его по плечу:

— А благодарить-то, капитан, и не за что! Обычное дело, наша обязанность... Воюйте, как до сих пор воевали! Вот и будет самая лучшая благодарность.

— Насчет этого не беспокойтесь... Воевать будем еще лучше! Впереди-то — Вена!

Гвардейская армия, на правом фланге которой наступал механизированный корпус гвардии генерал-лейтенанта Гурьянова, армия, героически дравшаяся на Дунайском плацдарме в тяжелые дни января и марта, пятого апреля вышла к Вене, к укреплениям первого, внешнего кольца созданной вокруг города обороны. Новая боевая задача, поставленная командующим войсками фронта, была сформулирована четко и предельно ясно: нанести удар по врагу с рубежа Катариненгоф — Раухенварт — Гимберг на северо-запад в направлении к центру Вены и далее, через Дунайский канал и Дунай, на Флоридсдорф, рабочий пригород Вены.

На рассвете Гурьянов с Заславским и его оперативниками выехал на свой наблюдательный пункт. На развилках дорог, на перекрестках, на контрольно-пропускных пунктах было полно танков, автомобилей, повозок, самоходных артиллерийских установок, пехоты. Приближение большого города чувствовалось в обилии шоссейных дорог, обсаженных старыми высокими деревьями, небольших пригородных местечек, фабричных труб, поднимавшихся в небо то там, то здесь. Дважды или трижды пришлось переехать через двухколейные железнодорожные пути,

Противник почти не стрелял. Изредка слышались лишь отзвуки пулеметных очередей под Ланцендорфом, что северо-западнее Гимберга, да несколько раз ухнули шальные снаряды где-то позади, по всей вероятности на дороге между Гимбергом и Моосбруном, небольшой деревушкой при стекольном заводе. Там стояли тылы и второй эшелон штаба корпуса.

Из Гимберга свернули направо, на Пеллендорф, и, миновав эту деревушку, не доезжая до Цвёлфаксинга, остановились, сошли с шоссе. Здесь, на небольшой высотке, даже не помеченной на карте-километровке, был временный наблюдательный пункт командира корпуса.

Гурьянов поднялся туда первым, молча протянул Ибрагимову руку и тотчас же ощутил пальцами холодноватую, шершавую оправу бинокля. Не садясь, хотя Ибрагимов мгновенно пододвинул ему раскладной стул, Гурьянов поднял бинокль к глазам, повел слева направо. Посадки вдоль шоссе. Аккуратно распланированные, кое-где дымящиеся пожарами Ханнерсдорф и Леопольдсдорф. Дальше и правее — Обер-Лаа и Унтер-Лаа, сильные опорные пункты немецкой обороны. Еще правее — огромнейшее городское кладбище близ Кайзерэберсдорфа и холодные заводские трубы кирпично-красного Швехата...

Над землей дрожала чуть зримая рассветная дымка. Солнце уже взошло, кое-где заискрив бликами остатки стекол в окнах, окрасив венские предместья в золотисто-розовые тона.

Австрийская столица лежала на горизонте, скрытая от глаз Гурьянова своими пригородами. Но генералу казалось, что он уже видит ее в это утро, видит ее легкие и красивые здания, парки Пратера и кольцо бульваров. Ему казалось, что он видит, как на высоких острых крышах ее домов, на шпилеобразных резных башнях старинных соборов сверкают золотые солнечные лучи, бьющие с востока, из-за Дуная...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ШТУРМ

1