Юго-запад

Противнику удалось оторваться от преследовавших его советских частей и в первой половине ночи уйти за укрепления внешней оборонительной полосы австрийской столицы. Головная походная застава — рота автоматчиков на бронетранспортерах, высланная подполковником Кравчуком на дорогу Гимберг — Ланцендорф — Леопольдсдорф, нигде немцев не обнаружила и была обстреляна из пулеметов и автоматов только на подступах к Обер-Лаа. Противник открыл огонь и со стороны Унтер-Лаа — справа, и со стороны Ротнойзидля — слева. Командир роты, сам бывший разведчик, человек находчивый и отчаянный, проехался на одном бронетранспортере вдоль предполагаемого переднего края немцев, пострелял из своих пулеметов, засек многие вражеские огневые точки, нанес их на карту и с этой картой послал к Кравчуку одного из командиров взводов.

Спустя час бригада была поднята по тревоге и погрузилась на автомашины. Одновременно с ней были подняты артдив, танковый полк Рудакова и дивизион гвардейских минометов.

Генерал Гурьянов, в четвертом часу утра приехавший на командный пункт Кравчука, пояснил свою мысль комбригу очень коротко:

— Обер-Лаа лучше брать сегодня ночью или рано утром. И с ходу, пока немец не очухался. Артдив и дивизион РС обработают передний край противника, и вперед! На всю подготовку — час!

Кравчук, молча глядевший на коптящий огонек лампы, слегка поморщился, провел ладонью левой руки по своим гладко выбритым наодеколоненным щекам. Его явно что-то беспокоило. Гурьянов заметил это, но спрашивать не стал. Он приблизительно догадывался, что именно тревожит сейчас командира бригады: усталость людей, которые за эти полмесяца наступления спали по два-три часа в сутки, а иногда и того меньше. Гурьянов мог бы дать сейчас бригаде еще три часа сна, назначить наступление позже. Но три часа — это три часа, это подошедшие резервы противника, это уточненное взаимодействие его огневых средств в обороне, это, наконец, лишний пулеметный окопчик, которого три часа назад не было, и чтобы взять этот окопчик, надо будет пожертвовать, может быть, тремя солдатами...

— Отдыхать бригада будет после Вены, — сухо закончил Гурьянов, так и не дав ничего сказать командиру бригады. — А через час надо начать. Танкисты, артиллеристы и минометчики будут на это время переподчинены вам. Завтра к исходу дня выйти непосредственно на окраину Вены. — Гурьянов вынул из планшетки и развернул большой план города. — Вот сюда, в начало этой улицы. Она называется... Она называется Фаворитенштрассе.

Колонна батальона по широкому, в воронках и выбоинах шоссе двинулась в сторону Леопольдсдорфа, на неровный, то затихающий, то вспыхивающий снова далекий треск пулеметной перестрелки. В предрассветном небе хрустально-холодно поблескивали крупные звезды, временами по низу дул ветер, и над Веной, лежавшей очень близко на горизонте, разбросанные вширь, тускло багровели редкие зарева. Остались позади два железнодорожных переезда, по бокам шоссе чернели высокие деревья. Потом слева от дороги показались безмолвные домики Леопольдсдорфа. На перекрестке «маяк», выставленный штабом батальона, солдат в пилотке и в шинели с поднятым воротником негромко сказал Авдошину, сидевшему в кабине головной машины:

— Метров шестьсот проедете, товарищ гвардии младший лейтенант, и сворачивайте вправо, на проселок. Там тоже «маяк» стоит, дальше покажет...

Рота выгрузилась в овраге, километрах в полутора от Обер-Лаа. Выйдя из машины, Авдошин, не разобрав дороги, влез в какую-то лужу, вполголоса выругался и пошел искать Махоркина, который должен был находиться уже где-то здесь.

По всему оврагу слышался сдержанный говор, осторожное позвякивание котелков и автоматов. Машины, не включая света, по очереди разворачивались и уходили назад в Ланцендорф, в тылы батальона.

Небо за гребнем оврага, главным образом слева, в стороне Ротнойзидля, светлело от ракет, и оттуда доносились частые разрывы мин. «Бьют по второму батальону, — понял Авдошин. — Все-таки разглядели».

Командир роты был в самом конце оврага, разговаривал о Бельским, который стоял, поеживаясь от ночного холода, засунув руки в карманы ватника.

— Рота прибыла, товарищ гвардии лейтенант! — доложил Авдошин.

— Хорошо. — Махоркин повернулся к Вельскому. — Разрешите выдвигаться?

— Давай! Прямо к переправе. Половина Обер-Лаа у нас. Там третий батальон. Проходишь его боевые порядки — и на ту сторону! Ручеек. Лизингбах. Посматривай за правым флангом. В Унтер-Лаа еще немцы. — Бельский про тянул командиру роты руку. — Счастливо!

Авдошин не разглядел в темноте его лица, но понял, что командир батальона улыбнулся. Невеселой, усталой улыбкой.

Немцы, по-видимому, что-то почувствовали. Осветительные ракеты стали взлетать все чаще и чаще, и справа по Обер-Лаа начали бить вражеские минометы. Временами там же постреливали и крупнокалиберные пулеметы. Сначала над землей беззвучно стелилась сверкающая огненная трасса, а спустя несколько секунд слышался размеренный грохот очереди.