— Нам вот тоже отходить приказано.— Майор минуту подумал, потом обернулся внутрь бронетранспортера.— Что будем делать, старшина?
— Боюсь, не выдержит полковник, в медсанбат бы надо,— ответили ему.— Ехать нужно. Не здесь же стоять. Проскочим!
— Ехать надо, правильно! — Майор протянул Улыбочке руку.— Спасибо, солдат, что предупредил. Счастливо тебе найти свой артдив!..
— И вам счастливо!
Позади, около «виллиса», сверкнуло пламя и, тяжко тряхнув землю, грохнул снаряд.
— Засек все-таки, мат-ть его! — выругался майор.— Гони!
Бронетранспортер дернулся, медленно пополз вверх по шоссе. За ним потянулась на буксире дребезжащая полуторка, следом — броневичок и уцелевший «виллис».
Улыбочка кинулся к своему мотоциклу. Но успел пробежать только шагов пять. Новым разрывом его швырнуло в сторону от дороги. Даже сквозь зажмуренные веки он увидел яркую вспышку и, словно сразу ослепнув, полетел в какую-то ревущую, страшную черноту...
Командир бригадного артдива майор Подольский, прислушиваясь к доносившемуся со всех сторон орудийному гулу, пытался по карте разобраться в обстановке.
Начинались ранние январские сумерки. Снегопад почти прекратился, и в мягкой предвечерней синеве стали проясняться смутно очерченные дали. С севера, со стороны озера Веленце, безмолвно лежавшего подо льдом, подул ветер.
Почти двое суток дивизион поддерживал в обороне мотострелковые батальоны. Батареи вели огонь посменно: пока остывали одни орудия, стреляли другие. Но теперь артиллеристы молчали. Были выведены из строя семь пушек, погибло или ранено больше половины расчетов. Да и никто не знал, куда стрелять, где сейчас свои, где немцы. Наблюдательный пункт на вызовы не отвечал, два связиста, посланные один за другим на линию, обратно не вернулись, и последнее, что было известно Подольскому: пехота ведет уличный бой против немецкого танкового десанта в Гардони, в трех километрах от огневых позиций дивизиона. Об этом рассказал шофер бронетранспортера, вывозивший оттуда тяжело раненного полковника из штаба армии.
Разметавшись на узкой прибрежной полоске между озером и пустынной, развороченной снарядами насыпью железнодорожного полотна, дивизион ослеп и оглох. Автотягачи, забросанные для маскировки снегом, стояли на самом берегу, среди рыжих обледенелых тростников. Сюда же были свезены разбитые орудия и раненые солдаты. Лежа на насыпи между шпал, за шоссейной дорогой следили выделенные от батареи наблюдатели...
Огонь противника усилился. Несколько снарядов разорвались по эту сторону железнодорожной линии, там, где стояли тягачи.
— А ведь и нащупать может! — Подольский натянул перчатку, посмотрел вверх вдоль насыпи и вдруг замер. На рельсах, беспомощно скребя руками снег, лежал человек в полушубке, без ушанки, с автоматом на шее.
Вместе с телефонистом Подольский перенес его в укрытие. Под расстегнутым полушубком па гимнастерке раненого зеленели измятые погоны рядового с малиновой пехотной окантовкой.
— Видать, посыльный, — сказал телефонист.
Солдат был ранен в грудь и в левую ногу. Когда Подольский полез было к нему в нагрудный карман гимнастерки за документами, он открыл глаза, осмотрелся пустым помутневшим взглядом:
— Артдив надо...
— Какой артдив?
— Наш... Семнадцатой бригады...
Подольский стал около него на колени»
— Я командир артдива! Ты слышишь?
Казалось, солдат кивнул.
— Ты слышишь! Я командир артдива! — повторил Подольский.
— Ласточкин я, — вдруг заговорил солдат. — От Та... Талащенко, майора... Отходить вам приказано... Каполнаш-Ниек...
Гул артиллерийской стрельбы переместился левее. Стали явственнее слышны отдельные, очень близкие разрывы. Во тьме сверкнула вдруг желтая мгновенная вспышка света, и тотчас же послышался близкий выстрел пушки.
— Танк, — вздрогнув, сказал телефонист.
Там, где железнодорожное полотно надвое рассекало невысокий пологий холмик и насыпь была почти незаметной, они увидели неподвижный черный силуэт «тигра».
— Иди! — крикнул Подольский. — Передай: пусть отходят по льду, через озеро!.. Я солдата вынесу,
Телефонист поднялся.
— Ну, товарищ гвардии майор, не поминайте лихом...
Он скатился куда-то вниз и бросился налево, к стоящим на берегу батареям.
Опять громыхнула длинная пушка «тигра». Буравя воздух, с шелестом пролетел снаряд и разорвался около стоявших в камышах автомашин. Из башни танка взвилась вверх осветительная ракета, и ее холодный трепетный отблеск сверкнул во влажных, широко открытых глазах Улыбочки...
Окончательно обстановка прояснилась только в первом часу ночи, когда в господский двор Анна, где в винном подвале размещался штаб бригады, из всех батальонов поступили боевые донесения. По приказу корпуса бригада вышла из боя. Вышла с большими потерями. Но оборону в Каполнаш-Ниеке заняла организованно и быстро. Артиллерийский дивизион все-таки сумел перебраться через озеро, потеряв при этом только два тягача и три уже негодных орудия — все это ушло под лед.