Юго-запад

Последним в штаб приехал офицер из танкового полка, с которым не было связи больше суток. Грязный, злой, с воспаленными красными глазами, продрогший и голодный, он рассказал, что все уцелевшие машины полка сведены в одну роту и заняли круговую оборону в господском дворе Петтэнд.

— Мы будем перебрасывать туда штаб, — хмуро заметил командир бригады. — Кто командует ротой?

— Ваш сын, товарищ гвардии полковник! А командир полка... Сгорел командир полка,

— Как сгорел?

— В своей машине. Механик его в штаб на руках принес. Еле живой был. Отвезли в медсанбат. На танковом тягаче. Обгорел сильно.

— Значит, он жив?

— Был жив.

— Вы можете провести нас в Петтэнд?

— Мне все равно ж надо возвращаться, товарищ гвардии подполковник.

— Поедете с нами. А пока идите вон туда. — Мазников показал в угол подвала. — Поешьте и отдохните.

— Это не к спеху. Лучше бы ехать. Немцы близко.

— То есть, как близко? — вскинул голову молча слушавший их Кравчук.

Офицер-танкист наклонился над лежавшей на столике картой.

— Вот здесь, возле этой высотки я их бронетранспортеры видел. С пехотой.

— Не ошибаетесь?

— Я ж не слепой!

Мазников тронул начальника штаба за плечо.

— Николай Артемыч, прикажите коменданту усилить охрану.. Собрать писарей, шоферов, кто без машин, связистов...

— Ясно!

— И доложите в штакор, что я перехожу на новое место. По маршруту вышлите разведку...

Кравчук, застегивая на ходу полушубок, побежал по темной крутой лестнице вверх.

— Свертывайтесь! — приказал Мазников всем, кто находился в подвале. — Лишние бумаги сжечь. Знамя — в мой бронетранспортер.

Когда Кравчук вернулся, в подвал уже явственно доносилась трескотня автоматно-пулеметных очередей. Начальник штаба был бледен и как-то странно улыбался, словно удивлялся чему-то совершенно невероятному.

— Ну, товарищи, — прикуривая от пламени лампы-гильзы, нервно сказал он, — чуть было я не того... Пришлось бы вам, Иван Трофимыч, похоронное извещение подписывать. На трех немцев сейчас налетел.

— Где?

— Рядом. Метров сто. Разведка их, что ли, черт их поймет! Иду с радиостанции и вдруг вижу, какой-то солдат сидит на корточках и телефонный провод разглядывает. Спрашиваю: «Ну что — наладил? » Он ка-ак подскочит! Крикнул что-то и — в снег. Я в другую сторону, в воронку, и за пистолет... Одного, кажись, угробил. А второй, откуда он, скотина, появился, из автомата по мне. Метров пятьдесят пришлось на пузе...

— Все готовы? — спросил командир бригады.

— Готовы.

— Выходить по одному! К штабной машине!

Он погасил свет и первым стал подниматься по не видимым в темноте каменным ступеням к мутно серевшему вверху проему двери.

У крытой штабной машины уже ждал комендант. Узнав Мазникова, он шагнул ему навстречу, негромко доложил:

— Товарищ гвардии полковник, дорога занята противником. Танки.

Подошел Кравчук.

— Впереди немецкие тапки,— взглянул на него командир бригады.— Рацию снять! Документы, знамя с часовым, всех раненых — в бронетранспортер. Пойдем в Петтэнд по азимуту. Остальные — пешком! Здесь не больше четырех километров...

Они пошли к бронетранспортеру. В стороне Веленце по черному небу металось зарево.

— Каполнаш-Ниек горит,— сказал Кравчук.

Они оба сели рядом с водителем. Бронетранспортер тронулся, тяжело пробивая себе дорогу в глубоком снегу. Позади, едва видимые во тьме безлунной ночи, ползли два крытых штабных грузовика. Со всех сторон слышались выстрелы, короткие автоматные очереди. Но командир бригады, казалось, не замечал ничего..,

13

В ночь на двадцать пятое января командующий 6-й немецкой армией генерал Бальк вызвал к прямому проводу бригаденфюрера Гилле. Бальк был раздражен медлительностью командира 4-го танкового корпуса СС и его самовольным решением направить 3-ю танковую дивизию не на Дунафельдвар, а на Дунапентеле. В принципе Бальк не возражал против такого решения. Оно способствовало концентрации сил на главном направлении и увеличивало шансы на успех прорыва к Будапешту. Но он не терпел всегда возмущавшей его самоуверенной дерзости Гилле, особенно непростительной сейчас, в операции, план которой утвердил лично фюрер и о которой он, фюрер, требовал ежедневной подробной информации. А Гилле, словно не понимая ничего этого, действует недостаточно энергично, и его танковый корпус, этот стальной всесокрушающий кулак, вторые сутки беспомощно топчется на месте.

В ожидании разговора Бальк нервно прохаживался по гулкой полупустой комнате в подвальном этаже своей штаб-квартиры. У аппарата возился сухой желтолицый обер-лейтенант в тяжелых выпуклых очках. Его редкие волосы растрепались и свисли на лоб. Наконец, сверкнув стеклами очков, обер-лейтенант поднял голову:

— Бригаденфюрер Гилле у аппарата.

Бальк быстрыми шагами подошел к столу.

— Запросите обстановку в полосе наступления корпуса.

Длинные пальцы обер-лейтенанта быстро забегали по клавиатуре. Послышалось монотонное щелканье и гуденье. Передав приказанное, телеграфист командующего переключился на прием, и почти тотчас же, изгибаясь, как бесконечная змея, из аппарата медленно поползла бумажная лента.

Бальк не садясь прочитал текст ответной телеграммы.