Вот и книга лишь после сдачи всех своих господствующих позиций может быть схвачена в своей сути, как то, чем она была и чем, в сущности, является.
Если пространство книги и пространство смысла, разворачиваемое посредством чтения книги, мы определим как библиосферу, как населенный, обитаемый и когда-то непрерывно расширявшийся мир, и возьмем его акме, состояние расцвета, – то есть XIX и большую часть XX века, мы увидим, что бытие этого мира определялось силами внутренней дифференциации, проще говоря, некими очевидностями вроде «Книга книге рознь» или «Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты». Книги умные, весомые, ученые, развлекательные, увлекательные, непонятные, безумные – они точно относились к разным мирам и лишь по какому-то формальному признаку имели общее имя. Книга в такой библиосфере является представительством автора, а между авторами может и не быть больше ничего общего: тот написал книгу там и тогда, этот – здесь и сейчас. Тот про бузину в огороде, этот – про дядьку в Киеве. А уж читатели? Они бывают чуткие, взыскательные, суровые, благодарные, увлекающиеся, но есть и похожие на Петрушку из «Мертвых душ»: что попало в руки, то и будут читать.
Собственно, что не так? Что изменилось в
Теперь мы понимаем, что книга в руках, книга как предмет обихода, есть уже определенное свидетельство жизни. Может, и написано в ней не бог весть что: о приключениях сыщика или о полезных свойствах растений и сама она случайно взята с полки или с подоконника – но коль скоро это случилось, то вслед за ней может быть взята и другая книга, и третья. Значит, существует обыкновение брать ту или иную книгу и уделять ей время. Если сейчас окинуть взглядом с какой-нибудь трансцендентной, вынесенной вовне точки большой зал, например зал ожидания на вокзале, и зарегистрировать нескольких человек, не уткнувшихся в телефон или иной гаджет, а читающих книгу, то можно будет сделать вывод: эти люди чем-то друг другу близки независимо от содержания читаемых ими книг. Близки тем, что они
Так в чем же отличие, если тот же самый текст не напечатан на бумаге, а загружен в ноутбук? Что ж, ответим: в ином способе взаимодействия со временем и в ином характере погруженности в смысл. Для отслеживания и описания этого фундаментального различия требуется феноменологическая собранность. Допустим, мы читаем какой-нибудь роман в гаджете, в том же ноутбуке. В этот открытый сейчас файл мы перешли из чего-то другого, и это другое – бегущая строка новостей, галерея,
Впрочем, поспешные оценки только вредят сравнительному анализу двух миров. Вынося за скобки оценочный аспект, просто заметим, что способ вхождения на электронное пастбище и пребывания в нем провоцирует спонтанные перемещения: то тут пощипать, то там… Внутренний коммутатор все время побуждает к перемещениям: новости-текст-лента (соцсети) – картинки – текст – лента – фотки – СМС – звонок – текст – и так далее. Происходит непрерывная миграция внимания, основные параметры которой были заданы уже медиасредой.
В классической библиосфере дело обстоит иначе – мы не случайно говорим: «Погрузиться в чтение». Или: «Погрузился в книгу так, что впору постучать по обложке, если хочешь привлечь внимание собеседника».