Юленька

Вызвать такси без телефона не получалось, так что тачку пришлось ловить просто на улице. Юлию повезло – какой-то добрый мужик, что ехал в нужную ему сторону, заметил его и подкинул до соседней от названной им улицы за символическую плату.

Вылезая из машины, Юлий вздрогнул: он оказался в конце того самого переулка, по которому примерно год назад шел, пытаясь отыскать вход в общежитие. Тогда он нашел не вход, но Диму. Сейчас стояло раннее утро, людей и машин вокруг не было. Все казалось каким-то призрачным, будто ненастоящим. Юлий медленно брел в сторону задней двери, прекрасно зная, что она закрыта, но отчего-то это паломничество сейчас виделось ему чем-то значимым. Будто надо было завершить этот символический круг, длинною в год.

Общежитие не изменилось. Задняя дверь была также закрыта. Юлий остановил свой внезапный порыв постучаться. Внутри все-таки был какой-то мистический страх того, что она может открыться и оттуда снова высунется хмурая Димина башка, и тогда история повторится. Он мотнул головой, отгоняя этих непрошенных призраков. Дима спал через много кварталов отсюда, прошлое было не повторить и не вернуть.

Юлий медленно обошел здание и поднялся по ступенькам. Он ожидал, что будет закрыто или что его встретит недовольная Валентина Петровна. Ни того, ни другого. Холл был пустым. Постояв в нем минутку, Юлий выдохнул. Казалось, с его последнего сюда визита прошла вечность, так все для него изменилось. Впрочем, здесь внешне не изменилось ничего. Общежитие сейчас будто стояло на паузе, но в любой момент могло прийти в движение, и тогда из коридоров послышится топот и смех, а вдалеке замаячит крепкая Димина фигура в синей рабочей куртке и с инструментами в руке.

Юлий поежился, подхватил сумки и поторопился наверх. В сторону коридора, ведущего к Диминой каморке, он не решился посмотреть.

У дверей комнаты он снова застыл. Показалось почему-то, что сейчас ему преградит путь недовольный Артур, скажет какую-нибудь гадость и вытолкает вон. Этого тоже уже не могло произойти – пары Артур и Витя больше не существовало. Эти двое протянули еще меньше.

Юлий осторожно постучал, нарушая тишину коридора и тем самым будто бы вырывая все вокруг из этого замершего состояния, запуская движение. Дверь открыл заспанный Витя.

– Я поеду с тобой в Финляндию, – сообщил ему Юлий и шагнул в комнату.

Эпилог

На город опустилась ночь. Ее тьма проникала во все уголки и подворотни, спускалась с крыш и накрывала малоосвещенные улицы. Вместе с тьмой пришел и дождь, вынуждающий людей прятаться по домам, но только не в этом городе. Здесь ночь мистическим образом располагала к неожиданным встречам, иногда счастливым, иногда – трагичным. Ночами не спали. Слушали ветер с дождем или рассказы того, кто оказался рядом. Слушали музыку, рожденную в этом городе, способную прогнать тьму из окруженных ею сердец.

В ту ночь было прохладно, влажно и ветрено – начало сентября выдалось щедрым на дрянную погоду. Лето исчезло так скоро, будто его не было вовсе. Питер буквально за три дня перекрасился в любимые мрачно-серые цвета и стал таким, каким многие помнили его, и лишь единицы – действительно любили. Ведь по-настоящему любить можно только, если принимаешь что-то полностью со всеми изъянами, не так ли?

Казалось совершенно невозможно искренне любить этот темный угрюмый город с громкой музыкой из подворотен, грязными дворами, толпами туристов и унылыми окраинами. Город пьяниц, психов и самоубийц. Город, притягивающий людей с разбитыми сердцами. Состоящий из них одних.

В такие ночи эти одинокие сердца особенно часто не спали, смоля сигаретами в узких кухнях, дешевых барах или на крошечных балконах.

Двое, что сидели на подоконнике в незнакомой полутемной парадной у приоткрытого окна, этот город не любили.

Первого из них лучше всего характеризовало бы определение «странник» – всем своим видом он излучал дух человека свободного и не обремененного никакими условиями или обстоятельствами. В его светлой, пусть зачастую и перекрашенной в разные цвета голове будто бы отсутствовали специальные слоты, что вмещали мысли о квартплате, банковских картах, очереди в поликлинику, работе на окладе. Ничего, что требует волнений и ответственности. Он мог писать музыку или таскать коробки за сотку в час, менять города или не менять их вовсе, жить в сквотах или ночевать в лесу, никогда не регистрироваться в соцсетях или помнить наизусть номера аськи всех своих несчетных друзей. Быть удобным незаметным соседом или другом всех людей мира. Он мог пропадать надолго и неожиданно появляться – красивый, воодушевленный, спокойный, как человек, который понял, как ему надо жить эту жизнь. Ему везде было место и не было места нигде. Особенно здесь – в унылом и скучном Питере.