Юленька

Юлий захлебывался стонами, увязая все больше и больше в их одной на двоих с Димой воронке, что тянула и тянула из них обоих все, что у них было, кроме друг друга, – стремления, увлечения, друзей, саму жизнь. «После героина травка уже не так вставляет» – так почему бы тогда не накачаться им до смерти? Позволить себе отпустить любой возможный контроль, признать зависимость и не пытаться управлять тем, чем ты управлять не в силах. Больше всего на свете Юлий не терпел жить по указке других, и сейчас он самостоятельно выбрал самоотдачу и падение. Если эта зависимость может разрушить его, у нее есть этот шанс. Сегодня. Один шанс, чтобы уничтожить его волю навсегда или отступить, не сумея сделать это. Он не станет сопротивляться, он позволит забрать его полностью и, если эта наркота окажется сильнее его и не отпустит – пусть так и случится.

***

Его отпустило ближе к вечеру. В комнату пробрались сумерки – выходило, что они с Димой провели в постели все утро и весь день. Почти не разговаривая, только меняя позы, ритм, страсть и нежность.

Юлий лежал на спине поперек кровати, мокрый от пота, подрагивающий от очередного оргазма и уже не способный, кажется, двинуть ни одним мускулом. Дима рядом был не в лучшем состоянии. В комнате было душно как в парилке, но сил подойти к окну, чтобы пустить хоть немного воздуха, не было.

Они выкурили одну на двоих сигарету, стряхивая пепел прямо на пол, запили никотин водой. Оба молчали, оглушенные всем произошедшим. Казалось, сил не осталось даже на пару слов.

Молчание разрушил Юлий.

– Я хочу поехать на фестиваль в Хельсинки, – произнес он, глядя в потолок, и сам поразился, как звонко сейчас прозвучал его голос после всех хрипов и стонов, что он издавал несколько часов подряд.

Не дожидаясь ответа Димы, он поднялся, подошел к окну и открыл форточку. Свежий воздух хлынул ему в лицо, будто только и ждал этого момента.

– Хочешь – едь, – неожиданно согласился Дима.

– Вот так просто?

Юлий прикурил новую сигарету и затянулся так сильно, что дым обжег горло.

После всего произошедшего такой ответ казался злой насмешкой. Будто Юлий и правда вел себя как распоследний идиот, сочиняя истории про тетку.

– Я не могу запереть тебя навсегда, как бы мне того не хотелось, – пояснил Дима. – Если тебе так важно считать, что ты волен поступать, как хочешь, хорошо.

В этой его, казалось бы, почти безобидной фразе заключалось все. На самом деле Дима считал, что поступать как хочет Юлий не должен. Ничего не менялось и не могло измениться, и не важно врал он или говорил правду.

Юлий повернулся к нему, посмотрел с прищуром:

– Ты ведь никогда не перестанешь, – сообщил он. – Как и я.

Надо было что-то добавить про то, что они еще смогут договориться, если попытаются, что достаточно доверять друг другу, уважать, спокойно разговаривать, не тянуть все время одеяло на себя, но Юлий не стал. Он знал – недостаточно. В их с Димой случае даже этой сильнейшей наркоманской любви оказалось недостаточно.

Он выбросил сигарету в окно и вернулся в кровать. Все, что оставалось сейчас, – выспаться.

***

Юлий проснулся, когда только занимался рассвет. Он долго лежал, глядя, как трепещет штора на ветру у оставленной открытой им форточки. Рядом спал Дима – хмурый, какой-то серый и мрачный. Он был тяжелый и неподвижный будто камень – Юлию еле-еле удалось выползти из-под него. Но даже после этого он медлил. На потолке мерцали легкие тени от деревьев за окном, звуков почти не долетало. Юлий повернулся к Диме и несколько минут пристально разглядывал его, пытаясь запечатлеть в памяти. Это было бесполезно – верный образ не складывался. Дима был слишком живым, и при мысли о нем всплывала не эта погруженная в сон громадина, а его резкие движения, быстрая походка, злая или нежная улыбка, сильные руки, пронзительный взгляд. Будто бы в подтверждении этому Дима завозился, нахмурился, пробормотал что-то недовольно.

«Пора!»

Юлий подпихнул ему под руку комок одеяла и свою подушку – еще теплую, пропахшую их одним на двоих запахом. Дима ткнулся в нее носом и снова затих.

Юлий медлил еще пару минут, заглянув на кухню и вглянув на свое отражение в зеркале. Вид у него был, как ни странно, не такой уж помятый, скорее серьезный и собранный. Плеснув в лицо холодной воды, он еще раз глянул на себя, потом кивнул и вышел.

Собирался он быстро и методично. За год жизни в Петербурге он так и не обзавелся большим количеством вещей – было не до того. Повезло еще, что сейчас стояло лето, – никаких учебников у него тоже не было. Только ноут, чудом выживший после падения. Благо, Дима принес его из бара домой. Запихнув в две спортивные сумки последние вещи, Юлий застыл посреди квартиры, понимая, что хочет оставить что-то Диме на память о себе, но не представляет, что. Они не дарили друг другу никаких символических подарков.

Заметив на подоконнике свой разбитый телефон, Юлий горько усмехнулся – вот и символ всего, что случилось с ними. Оглядев его, он оставил его там же и прикрыл окно, чтобы Диму не продуло.

Юлий закрыл дверь и вышел, не оглядываясь, ключи ему были не нужны.