Юля

У Юли сжалось сердце: сын называл отца не «тата», а «он». Она думала, чувствовала — может, и хорошо, что не приняла в начале зимы Геннадия, который приезжал сюда и просил простить его вину. Пусть лучше сын растет без отца, чем у него будет такой отец, как Геннадий, от которого ребенку никакой радости нет.

— А Лёнин тата велосипед ему купил, — вспомнил Петька соседского мальчика.

— И я тебе куплю, сынок. Поеду на днях в город и куплю.

— Купишь?

— Куплю, сынок.

Петька довольно улыбнулся, обнял ее за шею и поцеловал:

— Не нужен он нам…

— Кто он? — взглянула мать, на Петьку.

— Тата наш…

— И ты никакого таты не хочешь, хочешь быть только с мамой? У всех ведь есть таты, они своим детям велосипеды покупают, на телеге катают, в лес с собой берут.

— Я с тобой хочу…

— Так ты и будешь со мною, только со мною… А таты хорошего, доброго не хочешь?

Петька смущенно улыбнулся, не зная, что сказать.

— Чтоб не кричал на тебя, конфетки, игрушки тебе покупал. Хочешь?

— Да, — кивнул головой мальчик.

— Будем тогда искать тебе такого папу, — пошутила Юля, — может, и найдем.

— Только чтоб не дрался и не пил…

— Конечно, такого мы искать не будем.

Сын скоро затих и уснул. Юля нарочно не выключала свет, лежала и поглядывала на Петьку.

7

…Спать, как это часто бывало, не хотелось, и Юля вспомнила один весенний вечер, когда она заканчивала десятый класс — немного больше десяти лет тому назад.

Той весной скоро ночи стали теплыми, сильно запахло сиренью, распустившейся свежей листвой, молодой травой. Юля стала чаще выходить из дому, по ночам задерживаться во дворе, стала видеть и слышать все это по- новому.

Молодежь, подростки ее возраста собирались на плотно утоптанной лужайке за околицей, подальше от жилья. Тут они играли в волейбол, пока был виден мяч, а потом устраивали танцы. Танцевали все — кто умел и кто не умел, дурачились; порой сюда, особенно по субботам и воскресеньям, приходили и взрослые парни, приезжали подростки из соседних деревень. Когда бывало очень темно, зажигали поблизости костры, возле которых с криком бегали, играли дети. Они, эта босоногая загорелая детвора, не только глядели на огонь, но и следили за всем, что творилось вокруг, — кто с кем танцует, кто кого провожает с площадки, обнимает…

До той весны Юля ходила на эту площадку с детворой, теперь же она начала приходить на танцы как взрослая девушка. За зиму она выросла, пополнела, округлилась, чувствовала волнение от встречи с хлопцами.

Тогда в деревне было больше молодежи, через каждую хату жили ребята–подростки, молодые незамужние девушки, зрелые холостяки; деревню покидали только те, кого призывали в армию или кто выходил замуж в другое селение, и совсем мало было таких, что уезжали куда–нибудь поискать более выгодного заработка, разбогатеть.

Музыканты были свои, обычно играли Степан и Алесь; хлопцы заранее их угощали, задабривали, и тогда они играли вальсы и польки попеременно целую ночь, до утра.

В ту весну хлопцы начали замечать и Юлю. Наперебой приглашали танцевать, во время танца прижимали ближе к себе, говорили комплименты, старались проводить до дома, но она ото всех убегала. Больше всех вертелся возле нее кудрявый Микола, он уже отслужил в армии и устроился на работу в здешнее лесничество. В деревне скоро заметили это, стали говорить, что Микола, когда Юля закончит школу, собирается заслать к ней сватов, да только побаивается — отдаст ли Наталья замуж такую молодую дочку…

Слышала эти разговоры и Юля, смущалась, избегала встреч с Миколой и его родней, обходила их за полверсты. Смущалась и вместе с тем начала больше следить за собой, хотела красиво одеваться. Ее коротенькие, выцветшие ученические платья или перешитые из старых материнских, старомодные материны туфли — все это ей не только не нравилось, но и не годилось, она выросла из них.

Мать только что выдала замуж старшую дочку, сильно потратилась на свадьбу и не могла во всем угодить Юле. Успокаивала ее: «Молодая еще, считай, ребенок, успеешь одеться, ходи в том, что есть. Еще никто на свете не умер оттого, что немодно одевался». Юля переживала, огорчалась из–за этого, но на мать не обижалась, все понимала; она усердно занималась, много читала и мечтала стать такой же учительницей, как их классная руководительница Полина Михайловна.

По вечерам она до позднего времени сидела за книгами, читала, задумчиво смотрела в темное окно, видела в нем себя, узкоплечую, с ладной головкой, красивую. Сидела, смотрела на себя и думала, мечтала о чем–то большом, чего она еще не видела. Даже неясно представляла, о чем думала, о чем мечтала.

Задумавшись так, сидела она и в тот памятный вечер. Поглядывала на темное окно, видела в нем себя, и ею овладело вдруг странное волнение, тревога. Думала о том, что сегодня очень теплый вечер, на площадке собралось, наверно, много молодежи, танцуют, шутят; вокруг горят костры, освещают лужайку, от ребят и девчат падают длинные тени. Хотелось и не хотелось идти туда.