— Не скромничай, — не согласилась Анька. — И работала бы как–то, и в институт пробилась бы: ты же в школе, можно сказать, лучше всех училась. И была бы не Юля, а Юльяна Ивановна. Важный человек в деревне — на «вы» называли бы. Если сама о себе не подумаешь, то кто о тебе заботиться станет? Надо уметь жить…
— Лучше быть хорошим поваром, чем плохим учителем, — возразила Юля, — не хочу, чтобы дети смеялись надо мной и позже добрым словом вспомнить не могли.
Она подошла к печке, щепкой открыла дверцы, на которых порыжела побелка, поправила дрова.
— У нас паровое отопление, — сказала Анька, — Ты ведь не жила в городе, не знаешь, какая это красота — газ, горячая вода!.. Не надо этих дров, не приходится носить ведрами воду из колодца или белье на речку полоскать, поверну краник — потекло… Если бы ты видела, как вырос наш город! А Мишу моего еще повысили, большой оклад, раз в пять больше моего дали, «Волгу» выделили. Знаешь, Иван, это шофер его, на работу меня отвозит и с работы забирает.
— Хорошо тебе, — усмехнулась Юля, вспомнив, как некогда, будучи ученицей, Анька хвасталась, что у нее самое лучшее в классе платье, самые дорогие туфли или школьная сумка и письменные принадлежности.
— Миша пополнел, солидный такой стал. Если какое собрание в городе, так обязательно в президиуме сидит, — говорила Анька. — Недавно был в Ленинграде, пальто мне вот это достал, это уже пятое. Воды сырой пить не дает, говорит, яблочный или' вишневый сок покупай.
— Смотрит за тобой.
— Да не жалуюсь, как другие. Что захочу, то и получаю. Может, тебе что–нибудь надо достать?
— Спасибо, — отказалась Юля, — у меня все необходимое есть.
— Говори. Может, на такое пальто у тебя и не хватит денег, так более дешевое достану. Наденешь — все тут ахнут…
— Не надо, — снова отказалась Юля, — все это лишнее.
— Ты все такая же. Мало изменилась с тех пор, как в школу ходила.
— У каждого остается что–то свое, мало кто совсем меняется.
— Скучно тебе тут, конечно, — покачала головой гостья.
— Живу, Анька. — Юля встала, сходила в кладовку и принесла колбасы, кусок сала, нарезала его небольшими кусочками, бросила на сковороду и поставила на огонь.
— Света нет, — пожалела Анька.
— Это сегодня что–то нет, а так он всегда горит, — будто оправдывалась Юля.
— Когда ни приеду, всегда так бывает: то свет потухнет, то в магазин хлеба или сахара не привезут.
— Теперь хорошо жить стали, — сказала Юля, — все, у кого семья на хорошей работе, стараются, много получают, живут по–городскому: телевизоры, мотоциклы, холодильники, хорошую мебель имеют. Некоторые учителя, бригадиры и экскаваторщики «Жигули» да «Запорожцы» приобрели. Почти в любую хату зайди — чистенько, чего там только нет из дорогих вещей. Это не то, что было когда–то, когда мы в школу ходили.
— Все равно в деревне я теперь жить бы не стала, — перебила ее Анька.
— Ничего страшного и тут нет, — не согласилась с нею Юля.
Она присела на корточки и стала поворачивать на сковородке кусочки сала, которые уже начинали подгорать, дымиться и чернеть. Пришлось поставить сковородку на самый краешек в печке, подальше от огня.
— Ты одна приехала? — спросила Юля у гостьи.
— Одна. Мишина работа не позволяет раскатываться. Да еще он такой старательный, так прилежно работает, что и меня и детей редко видит, хоть ты заводи себе полюбовника. В отпуск в Крым поедем. Знаешь, я пятое лето подряд туда покачу…
— Мне хоть бы раз в своей жизни поглядеть те курорты, — сказала Юля.
— А ты собери сотню–другую, да и катани. С кавалером каким познакомишься. Знаешь, как они там за красивенькими охотятся?.. Ты будешь в большой цене.
— Ну их, этих кавалеров! Их и без курорта хватает.
— Вот хочу спросить: почему ты со своим разошлась? — снова начала Анька.
— Разошлась…
— Пил или бил тебя?
— Много, Анька, рассказывать, — Юля еще раз перевернула сало, лицо ее разгорелось от огня, который жег лицо и руки. — Много, да и надо ли? Не удалась наша жизнь — и все тут. Разладилась, и трудно склеить.
— Ты не переживай, — промолвила Анька, — если бросил тебя — ну и черт с ним. Выйдешь за другого, более стоящего. Что он там, шофер. Только надо в город ездить, не сидеть тут, потому что в деревне с ребенком нелегко выйти замуж, а в городе добрые люди возьмут.
— Да не спешу я второй раз замуж. — Юля помолчала. — Снова выйти замуж — это не пальто сменить. И полюбить надо, и чтобы он тебя полюбил, и чтобы ребенку отцом мог стать. Тут уже не только о себе думаешь.
— Эти дети сдерживают нас… — Анька умолкла, видно было, чего–то не договорила, что–то утаила свое, секретное, — Да, тут ты, может, и права: жизнь непростая, непросто дается. Сначала думаешь: должно быть вот так, а оно потом иначе поворачивается…
«Наверное, не любит она своего пожилого мужа, — подумала Юля, женским сердцем почувствовав это из хитроватых Анькиных слов. — Может, она и правда не раз подумывала о любовнике?..»
Внезапно вспыхнуло, ослепило женщин электричество. Юля и Анька на минуту закрыли глаза, потом, когда глаза привыкли к свету, взглянули друг на друга.