Юля

Юля наложила в теплую со вчерашнего дня печку березовых дров, заметила, что поленьев вошло совсем мало. Надо будет на этих днях выгрести золу, которой за зиму собралась целая куча, решила она. Наколов из сухого елового полена щепочек, надрала с березового круглячка коры и все это подсунула под дрова, подожгла. Когда дрова хорошо разгорелись, закрыла дверцы; в печке загудело, огонь взметнулся, красно светился сквозь дыры возле петель на дверцах.

Кто–то незнакомый затопал во дворе, промелькнул мимо окон, долго, не зная, где она, искал задвижку, шурша рукой по двери. Юля не успела заметить, кто это, показалось только, что шла женщина. Когда дверь открылась, так и было: вошла высокая полная женщина. Одета она была не по–здешнему, по–городскому — в толстом, ворсистом меховом пальто, высоких блестящих сапогах, высокой, похоже бобровой, шапке, с небольшой модной сумочкой. Эта солидная дама была ее бывшая подруга, Анька.

— Добрый вечер! — поздоровалась она, сразу увидев Юлю. — Не узнала?

— Почему не узнала? Узнала, — сказала Юля и пошла ей навстречу.

Они поцеловались, от Аньки приятно пахло духами, помадой, а от ее шубы отдавало незнакомым запахом шерсти и нафталина.

— Садись, — пригласила Юля, сняла с себя запачканный березовой корой ватник, повесила на гвоздь у двери, сдернула с головы платок, причесалась, закрепив гребнем волосы, чтобы не рассыпались.

Анька подняла полы пальто и села на скамью у окна, обтягивая узковатую короткую юбку, оголив полные колени. Юля присела возле нее на стуле.

— Ну как живешь? — спросила Анька.

— Как живется, так и живу, — ответила Юля. — Мать приютила вот, а работаю в школе.

— И давно тут живешь? — снова спросила Анька, хотя, конечно, это хорошо знала — то ли мать раньше написала, то ли узнала теперь, приехав сюда.

— Да с позапрошлой осени.

Анька подняла руки, поджав губы, длинными ногтями сняла с их уголков лишнюю краску, прищурив при этом небольшие глазки. Затем достала из кармана пальто платочек и вытерла губы.

— Разденься, — посоветовала Юля, — у нас тепло.

Анька послушалась, сняла пальто, Юля взяла его, тяжелое, и повесила на гвоздь возле зеркала. Гостья была в белой блузке, на высокой груди тускло посверкивал желтоватый кулон. Анька поправила его, словно стараясь привлечь к нему Юлино внимание.

— И не скучно тебе жить в деревне? — поставив локти на стол и опершись подбородком на руки, спросила она.

В хате было темно, однако по тону гостьи угадывались слегка презрительная, спесивая усмешка на ее губах, усмешка всем довольной, обеспеченной женщины.

— Некогда и подумать о том, скучно тут или весело, — уронила Юля, — да я ведь деревенская, почти все время жила здесь и там, на Севере, тоже не в городе…

— Корову доишь, свиней кормишь?

— Дою и кормлю…

Анька, словно ей было холодно, передернула плечами, зажмурилась, покачала головой:

— И не страшно?

— Какой там страх? Молоко, сметану и творог ведь любишь есть?

— Конечно, люблю. Но в хлев ходить… — Она брезгливо поджала губы. — Я теперь не смогла бы. Вот и сегодня, мать говорит: пойдем, посмотришь, какого бычка корова принесла. Подошла я к дверям хлева, а дальше идти не могу. Забивает дыхание запах хлева. Хорошо, мама, говорю, пусть растет. Отвыкла от деревни…

— Если б понадобилось, так скоро и научилась бы, ты ведь все это знаешь. А как ты живешь?

— Да хорошо, Юлечка, — любуясь собой, ответила Анька. — Жива, здорова, и дети растут, в садик ходят.

— Твои хлопцы, наверное, уже большие?

— Я ведь раньше тебя замуж вышла, вот и дети мои старше, — ответила Анька. — Руслану седьмой годик, Варлену — четвертый.

— Большие уже мальчики, — улыбнулась Юля. — Девочку бы вам еще надо.

— Что ты! — тоже с улыбкой возразила Анька. — Одеть и прокормить, конечно, есть на что, но ведь теперь все — самое большее — двоих только имеют. Да и не хочу я больше этими пеленками заниматься, писк слышать. Надо и для себя немного пожить. А то с ними, детьми, молодость свою загубишь, состаришься. А нам теперь только и пожить, когда и молоды еще, и все имеем.

— Все же девочка нужна.

— Если б знать, что будет девочка, — сказала Анька, — а то скорей всего родится еще один забияка. Да я и учиться надумала, поступила в прошлом году в институт, некогда с детьми возиться.

— Ого! — удивилась Юля: Анька, замужняя женщина, мать двоих детей, вздумала учиться дальше; удивилась еще и тому, что та поступила в институт: в школе она училась очень слабо, почти все время у нее, Юли, списывала задачки.

— Знаешь, не хочется дома сидеть, одичать можно среди четырех стен, — продолжала рассказывать Анька, — пошла работать, а специальности хорошей нет. Стала машинисткой. Так все: Анька да Анька, напечатай или перепечатай… Срочно… Диплом будет, тогда и работу хорошую найду, буду не Анькой, а Анной Владимировной. Я бы на твоем месте не потела бы возле котлов, а устроилась бы учительницей, а там поступила бы на заочный.

— Какая из меня учительница! — махнула рукой Юля. — Что и знала, то уже забыла.