Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда

Цезарь появился поздним утром, к немалому облегчению злоумышленников, страшившихся раскрытия заговора. Не считая Децима Брута, заговорщики собрались очень рано под предлогом того, что сын Кассия должен был официально стать полноправным гражданином и публично облачиться в toga virilis. Потом они подошли к храму и ждали снаружи. Их кинжалы были спрятаны в футлярах, где сенаторы обычно хранили свои длинные перья для письма. В Театре Помпея находился отряд гладиаторов, принадлежавших Дециму Бруту. Они были вооружены и готовы к бою, но имели право находиться там, поскольку в ближайшие дни театр должен был стать ареной для гладиаторских схваток. Кто-то приветствовал Брута и Кассия довольно загадочным образом, и сначала они истолковали приветствие как признак того, что кто-то выдал их замысел диктатору. Напряжение усилилось, когда тот же самый человек подошел к Цезарю после его прибытия и довольно долго говорил с ним. Но вскоре заговорщики поняли, что он всего лишь хотел подать петицию о деле личного свойства. По пути Цезарю вручили свиток от греческого философа Артемидора, который тогда жил в доме Брута и, по-видимому, знал о заговоре. Случайно или намеренно, но диктатор не стал разворачивать свиток и читать послание. Нигде не упоминается о его беспокойстве или подозрительности; он благодушно обратился к прорицателю, который ранее посоветовал ему бояться мартовских ид. В знакомом диалоге из трагедии Шекспира это выглядело следующим образом: «Настали иды марта». — «Но, Цезарь, не прошли». Заговорщики приветствовали его, когда он вышел из паланкина. Требоний (или, по версии Плутарха, Децим Брут) отвел Антония в сторону и отвлек его разговором, пока Цезарь и остальные шли к храму. Коллега Цезаря на посту консула был не только предан ему, но и отличался мощным телосложением. Обычно он сидел рядом с диктатором и находился достаточно близко, чтобы прийти ему на помощь в случае необходимости. Все сенаторы уже находились в зале, когда туда вошел Цезарь. Диктатор направился к своему позолоченному креслу, предположительно стоявшему рядом с церемониальной скамьей Антония [20].

Перед началом заседания заговорщики собрались вокруг диктатора. Луций Туллий Кимвр, в прошлом служивший под командованием Цезаря, ходатайствовал за своего брата, который принадлежал к партии Помпея и не получил разрешения вернуться в Италию. Другие подступили к Цезарю и умоляли его удовлетворить просьбу, прикасаясь к его одежде и целуя ему руки. Публий Сервилий Каска обошел вокруг кресла Цезаря и встал за его спиной. Диктатор отказался удовлетворить просьбу заговорщиков и спокойно отклонял их аргументы. Внезапно Кимвр схватил Цезаря за тогу и сдернул ее с плеча. Это был условный сигнал к атаке. Каска выхватил кинжал и нанес удар, но он так нервничал, что лишь легко ранил диктатора в плечо или шею. Цезарь повернулся и произнес нечто вроде: «Негодяй Каска, что ты делаешь?» По свидетельству некоторых авторов, он схватил Каску за руку и попытался вырвать кинжал, хотя, по версии Светония, он воспользовался собственным стилом как оружием и смог поранить нападавшего. Каска призвал на помощь своего брата (по словам Плутарха, при этом он вдруг заговорил по-гречески). Тем временем другие заговорщики наносили Цезарю колющие и рубящие удары. Несколько человек, включая Брута, получили случайные ранения в поножовщине, завязавшейся вокруг диктатора. Лишь двое сенаторов попытались помочь Цезарю, но не смогли прорваться к нему. Диктатор боролся до конца, стараясь вырваться из окружения. Марк Брут нанес ему удар в пах; некоторые утверждают, что при виде сына Сервилии он прекратил сопротивление и произнес свои знаменитые последние слова: «И ты, Брут?» К сожалению, у нас нет прямых доказательств версии Шекспира (et tu Brute). Потом диктатор накрыл голову тогой и рухнул у подножия статуи Помпея. Впоследствии на теле Цезаря насчитали 23 раны[97] [21].