Юми и укротитель кошмаров

– Юми?! – возмущенно спросила она, заметив сумку художника. – Что ты здесь… – Аканэ запнулась, увидев в окне старушку. – Извините! – крикнула она. – Мы… э-э-э… новобранцев тренируем! Не обращайте внимания. – Аканэ схватила Юми за руку и потащила вниз, мимо сбитого с толку Тодзина.

Серьезно, где он одежду достает? Может, ему на заказ делают, сшивая вместе две обычные рубашки? Художник тяжело вздохнул и направился следом. Юми оглянулась на него круглыми от паники глазами. Он развел руками. Ничего спасительного не приходило в голову; хуже того, она после встречи с кошмаром прямо-таки раскалывалась. Кто бы мог подумать, что у призраков бывает головная боль?

– Что (низким стилем) ты здесь делаешь? – повторила Аканэ, когда они с Юми спустились. – Ты не обучена! Тебе нельзя здесь находиться!

Юми потупила взгляд.

– Она его прикрывает, – догадался Тодзин. – Никаро взял «отгул». Готов поспорить, он где-нибудь прохлаждается, вместо того, чтобы на работу ходить. Аканэ, все как… в прошлый раз. – Он подошел и воодушевляюще улыбнулся Юми. – Ты ему помогаешь? Делаешь работу за брата, да? Потому что понимаешь, что ее нужно делать? Он у нас трусишка, а ты ответственная?

– Ох, Юми. – Аканэ хлопнула себя по лбу. – Это, конечно, мило с твоей стороны, но, серьезно, ты не можешь просто так взять и отдежурить смену художника. Ладно бы Никаро на конвейере работал.

– Никаро не трус, – тихо сказала Юми и подняла голову. – А я не совсем дилетант. Он меня кое-чему научил.

Художник подавил стон. Юми наверняка надеется, что такое объяснение поможет, но все наоборот. Теперь его сочтут безответственным за то, что он взялся ее обучать. И будут не так уж не правы.

Аканэ взяла Юми за руку и повела прочь, полагаясь больше на силу убеждения, чем на физическую.

– Тодзин, – сказала она, – попроси Ито с командой нас прикрыть. Похоже, придется устроить еще одно вторжение.

– Не вопрос. – Тодзин потрусил по улице.

Кошмаристка повела растерявшуюся Юми к знакомому зданию лапшичной. Художник вяло брел позади. Брел и дивился собственному спокойствию. Да, в глубине души он боялся того, что вскоре случится, – боялся до сего момента. В глубине души он очень боялся этого. Правда жгла его как пожар, который не гаснет, сколько воды ни лей.

Юми узнает, что случилось с ним в школе. Понимая это, Художник испытывал облегчение.

По дороге Юми выложила все увиденное. Оно и к лучшему. Это означало, что Аканэ проведает старушку, а может, направит патрульного из числа художников с плавающим графиком, чтобы по неминуемом возвращении кошмара перечеркнуть кистью его существование.

Единственным проигравшим сегодня остается Художник. Впрочем, проиграл он не один месяц – если не год – назад. По пути к лапшичной он понял, что все надежды произвести впечатление на Аканэ и снова задружиться с ребятами давно утрачены. Они решили, что он от лености послал необученную младшую сестру ловить кошмары, рискуя ее здоровьем.

Все кончено. Можно больше не волноваться по поводу бывших друзей. Дверь захлопнулась навсегда, и благодаря этому Художник обрел некую свободу.

Да, ему было больно. Он чувствовал себя как на приеме у неумелого акупунктуриста, который натыкал иголок прямо в нервы и сердце.

По крайней мере, это точно конец.

Аканэ усадила Юми и заказала для нее теплого бульона. Вскоре явились остальные. Тодзин, как всегда, выставлял напоказ мускулы. Иззи была в белом, Масака – в черном. Они расселись вокруг Юми, а Художник сел за соседний пустой столик, глядя, как Юми постепенно приходит в себя. Еда, тепло и дружеское отношение быстро успокоили ее после первой встречи с кошмаром. Ребята знали, каково ей пришлось. Ради нее они поменялись сменами с другими художниками.

Из кухни вышла Виньетка. Художник посмотрел на нее, но сразу же перевел взгляд на Юми. Та улыбалась сдержанно… Да, многим нравятся люди, улыбающиеся непринужденно, но Художник предпочитал улыбку Юми. Она появлялась, лишь когда собеседник этого заслуживал, и тем была ценна. В этой улыбке была вся неодолимая сила ее души.

Виньетка подошла к Художнику и фыркнула.

– Ты почти перестал на меня пялиться, – сказала она. – Мне полагается беситься от ревности. Неужели с моими изгибами что-то не так? Ошибка в расчетах? Со смертными такое бывает?

– Виньетка, ты само совершенство, – ответил Художник. – Просто в последнее время со мной всякая ерунда творится.

Она села рядом.

– На самом деле я не ревную, – поспешила заявить она. – Я вроде как божество, по крайней мере для некоторых. Ревность мне не подобает. Но, придав мне нынешнюю форму, Хойд сказал, чтобы я наблюдала за взаимодействием людей. За тем, как они объединяются в пары.

– Зачем тебе это? – спросил Художник.

– У меня крайне неверные представления о том, как образуются узы между людьми, – ответила Виньетка. – Это увлекательно и забавно.

Она широко улыбнулась, и Художник задумался, в самом ли деле она не человек, а неведомое существо, как утверждает. Если бы не последние события, он бы ни за что в это не поверил.

– Почему она тебе нравится? – Виньетка кивнула в сторону Юми.