Юми и укротитель кошмаров

Великолепные, мастерские рисунки заставили ее ахнуть от изумления. Десятки потрясающих, удивительно разнообразных работ. Живые городские улицы. Люди с искорками в глазах, ослепительно улыбающиеся с бумаги. Архитектурные сооружения, рядом с которыми чувствуешь себя букашкой, и множество прорисованных до мельчайших подробностей цветов, рядом с которыми чувствуешь себя великаном.

Каким-то образом он придавал туши тысячи оттенков, из-за чего рисунки казались цветными. Живыми. Движущимися. Запечатленными на бумаге фрагментами времени, где даже люди на заднем фоне передавали эмоции посредством выразительных поз и светотени.

На дне сундука хранились настоящие шедевры.

– Я знал, что добром это не кончится, – раздался позади голос Художника.

Юми подскочила и повернулась к нему. Она залилась краской, как застигнутый на месте преступления воришка, но Художник не стал ругать ее за вмешательство в его личные дела. Он просто прислонился к дверному косяку, глядя в пустоту.

– Собирался прогуляться по улице, – сказал он, – но догадался, о чем ты подумаешь. Решил, что лучше сразу объясниться, понимаешь?

– Я… – Что ей было сказать?

Она ведь даже не знала, как попросить другого человека передать соль. К такому повороту Юми не была готова.

– Я понимал, что обман добром не кончится, – повторил он. – Что моя репутация в школе будет испорчена напрочь. Представлял себе, как разозлятся ребята, когда откроется правда. Спустя месяцы я стал задумываться: а что лучше? То, что я лгал сознательно? Или лучше было бы, если бы я обманул по случайности?

Рисунки Художника

– Почему? – наконец прошептала Юми. – Почему ты просто не признался, что тебя не взяли в Соннадзор?

– Почему, почему, почему… – Он сполз вниз по дверному косяку. – Каждый день задаюсь этим вопросом. Почему я хотя бы не попытался объяснить? – Он обратил пустой взгляд к окну. – Когда мы с ребятами познакомились, они стали первыми, кого вдохновили мои работы. Мои родители не хотели, чтобы я выучился на художника. Это непрестижная профессия. Они не могли смириться, что я все время проводил с бумагой и тушью… – Он развел руками. – Сначала я подружился с Аканэ. Ты уже знаешь, что она за человек. И сразу же появилась куча учеников, считавших меня своим другом. Все они восторгались моими рисунками. Весь первый год мы строили планы. Обсуждали, что будем делать в Соннадзоре. Я должен был стать главным бойцом, а они – моими сподвижниками. Все возлагали огромные надежды на мое поступление. – Он посмотрел на нее блестящими глазами. – А я… не прошел. Оказался недостаточно хорош. Невнятный стиль. Плохое понимание перспективы. Я до сих пор не знаю, в чем мои недостатки. Не вижу их. Я настолько скверный художник, что даже не понимаю, почему мне отказали. Юми, это сломало меня. Уничтожило. Я пошел к ребятам, понимая, что должен обо всем рассказать. Вот дурак! Дурак! Все было бы по-другому, если бы я признался. Но я был так раздавлен, а в их глазах горела такая надежда, что я не нашел сил сразу ее потушить. Не смог поступить с ними так же, как поступили со мной. Не смог.

– И ты солгал им? И этим сделал только хуже?

– Да, я знаю! – всплеснул он руками, а затем встал и вошел в комнату. – Я решил рассказать на следующий день. Вступительные экзамены пришлись на день рождения Аканэ, и я не желал портить праздник дурными новостями. Я позволил ребятам поверить, что меня приняли. Не сказал этого прямо, но и иного не сказал. Вскоре начались экзамены, и мне не хотелось никого отвлекать. А потом… потом, как говорится, пошло-поехало. Наверное… тогда со мной было что-то не так. Первые недели я жил как в тумане. Мои надежды валялись вокруг с перерезанной глоткой, а эмоции превратились в черное, как Пелена, облако. Я убедил себя, что нет ничего дурного в том, чтобы обманывать дальше. Я думал так от отчаяния, от страха, с которым не хотел бороться. Или не мог бороться? Юми, я был не в состоянии здраво мыслить. То, что я сделал, ненормально, но я не мог остановиться. Смотрел, как обман растет, будто опухоль. Не в легких или горле, а в душе́.

Он подошел к ней, опустился на колени рядом с рисунками и принялся методично извлекать из них души и складывать обратно в стопку.

– А как насчет этих работ? – спросила Юми. – Ты больше так не рисуешь? Почему? Не обязательно состоять в Соннадзоре, чтобы заниматься искусством.

– Знаешь поговорку, что истинные мастера творят, даже когда никто не видит? – тихо произнес он. – Это настоящие энтузиасты. Я считал себя таким же много лет. Забавно, правда? Я-то… Поступив в художественную школу, я обрел поклонников и понял, что получаю гораздо большее удовлетворение, если творю для других. Такой вот я мастер. Аканэ и другие ребята были моей аудиторией. Мне нравилось показывать им новые работы. Нравилось, как они ими любуются… и нравилось получать похвалу. Но затем… я взял и все это уничтожил. – Он опустил голову и умолк, когда душа одного из рисунков улетучилась из его пальцев. – У меня наконец-то появились друзья. Но ненадолго.