Не уверена, что кто-то из них занимает должность методиста, но то, что это мать и дочь, было ясно без лишних вопросов. Позже я поняла: тут все в какой-то степени родственники.
Пока я стояла и переваривала ситуацию, на меня налетел еще один новоиспеченный коллега и сразу принялся обнимать. От неожиданности я, кажется, забыла, как меня зовут и где нахожусь.
– Ну хватит, Шурик, – скомандовала мама в ромашковых шлепках, – задушишь девушку. У нее и так еле-еле душа в теле.
Когда он отстранился, я поняла, что ничего общего с киношным Шуриком этот парень не имеет. У него смуглая кожа, вытянутое худое лицо, а на голове копна то ли выцветших, то ли крашеных завитушек. Он мне напоминал чертенка. Ромашковые шлепки мне объяснили, что Шурик отвечает за свет, музыку и видео. И вообще, все, что касается техники, – это к нему. Он театрально мне поклонился и жестом пригласил пройти дальше. Но мы так и не успели никуда отойти, потому что нам навстречу вышла маленькая пухленькая девушка примерно моего возраста. Она держала в руках кружку с чаем и круассан. Что-то в ее виде мне казалось нелепым. Пока я думала, что именно, Шурик объявил:
– Настя – наш хореограф. – И снова сделал театральный жест.
И тут до меня дошло, что девушка одета в лосины и гимнастический купальник, что никак не вязалось с ее тучной фигурой.
– Привет. – Настя протянула мне руку. Я ответила на ее рукопожатие, отчего она разразилась хохотом, который был похож на автоматную очередь.
Наконец-то мы дошли до кабинета, где располагались остальные сотрудники. Три женщины среднего возраста сидели вдоль окна и распевали народную песню, поминутно останавливаясь и споря между собой. Женщина-сопрано с истеричным голосом никак не принимала мнение двух альтов. Она знала себе цену, и я даже на секунду подумала, что она оперная дива. Да и внешний вид у нее был соответствующий – выдающаяся вперед огромная грудь, приподнятый вверх подбородок и привычка смотреть сверху вниз. Две другие – альты, приземистые и громкоголосые, – стояли на своем. Ругались они намного громче и эмоциональнее, чем пели.
Рядом с ними сидел баянист. Это был человек, познавший жизнь, которая его то и дело проверяла на прочность. Он не то спал, не то просто устал от вечных перебранок. Тем не менее он не заметил меня, так и сидел в углу с закрытыми глазами. Моему приходу трио не удивилось, бегло поздоровалось и, толкнув в бок баяниста, продолжило репетицию.
По периметру кабинета стояли еще стулья. Видимо, аудитория была предназначена для собраний и репетиций. Вошедшие со мной дамы в шлепках, хореограф и Шурик уселись на свои места, я последовала их примеру и заняла самое близкое место к выходу, инстинктивно думая о возможном побеге.
Тут же влетела директриса с огромной стопкой папок для документов. На ходу спросила:
– С новым режиссером уже познакомились? Тогда сразу к делу. В субботу начинаются ежегодные сельскохозяйственные ярмарки, мэр просит концерт. Вот тебе и повод себя проявить. – Она лучезарно улыбалась и смотрела прямо на меня, как будто других людей здесь и не было.
– Но сегодня уже четверг… – растеряно заметила я.
– Ну мы же профессионалы! Номера у нас есть. Спроси, кто что будет исполнять, и составь программу. Если что, Оксана Викторовна тебе поможет. – Она кивнула на мамашу в ромашковых шлепках, та с готовностью подалась вперед. – Шурику скажи, какое тебе нужно музыкальное сопровождение и видеоряд. Я сейчас убегаю в администрацию, уточню, кто будет выступать с докладом. Но конь точно будет. – Последние слова она говорила уже на ходу.
Я жадно впилась глазами в стопку бумаг в ее руках, ожидая, что она даст какой-то план, репертуар, хоть что-нибудь. Но папки она унесла с собой, так и не выпустив из рук. Аплодисментов я тоже не дождалась. И в голове промелькнула избитая всеми фраза: «Забудь, чему тебя учили в институте». Я сидела, не шевелясь, и только глазами искала спасательный круг. Оксана Викторовна не вызывала никакого доверия. Из оцепенения меня вывели неожиданные объятия Шурика. Он слегка встряхнул меня за плечи и сказал:
– Не дрейфь! Сейчас чаю попьем и быстренько все накидаем. – Я вяло улыбнулась, и мы побрели пить чай.
Остальные тоже начали собираться, и лишь баянист остался на месте, машинально наигрывая задорную мелодию.
За чаем мы с Шуриком обрисовали детали будущего концерта. Я мимоходом спросила, где он учился, на что получила неожиданный ответ – «нигде».
– Как же тебя взяли на работу? – спросила я.
– Да я как-то всегда в технике шарил, вот меня и позвали тут настроить кое-что. Ну я раз настроил, другой, да так и остался. – Шурик говорил об этом так беззаботно, как будто рассказывал о походе в магазин за хлебом.
– А Оксана Викторовна – она кто? Методист?
– Да хрен ее знает! Вообще, она поет, сценарии иногда пишет.
– Ну а образование-то?
– Да нет тут ни у кого образования, – рассмеялся он, – только Светлана Григорьевна музыкальную школу в детстве закончила – гордости полные штаны на всю жизнь.
– Это та, что сопрано?
– Чего?
– Ну высоким голосом поет…
– А! Ну да, она.