Юмор начала XX века [сборник]

— Ах, дорогая тетечка! Я вам непременно свяжу колпачок на чайник, — тогда чай никогда не будет простывать. Непременно! Сейчас же свяжу.

Она быстро побежала в отведенную ей комнату и, вернувшись с мотком коричневой шерсти и костяным крючком, принялась за работу.

Работала она усердно до самого вечера, забавно надув розовые губки и быстро шевеля розовыми пальчиками.

— Талечка! Бросьте! Вы устанете! — говорила ей Цветкова.

— Какая милая девочка! Такое кроткое, нежное существо. Все для других и ничего для себя! — говорили супруги, оставшись вечером наедине.

На другое утро они застали Талечку уже за работой. Оказалось, бедняжка вскочила в шесть часов утра и чуть не плакала, что все‑таки не успела закончить работу к теткиному пробуждению.

Утешили, как могли, и Талечка, снова надув от усердия губки, завертела крючком.

К пятичасовому чаю она торжественно напялила на изящный, датского фарфора, чайник коричневый кривой колпак, похожий на вывернутый шерстяной чулок.

— Вот, дорогая тетечка! И дайте мне слово, что вы всегда будете надевать его на чайник и всегда вспоминать про вашу Талечку.

Глазки ее так мило и ласково блестели, она так сама была рада своей работе, что Цветковым оставалось только расцеловать ее.

— Собственно говоря, этот ужасный колпак портит мне весь стол, — думала хозяйка. — Но не могу же я обидеть этого милого ребенка! Выброшу, когда она уедет.

— Какие у вас красивые салфеточки, дорогая тетечка! — щебетала Талечка.

— Это все в финском стиле, — объяснил Цветков.

Талечка минутку подумала и вдруг улыбнулась лукаво и радостно.

— А я задумала вам один сюрпризик! — сказала она.

И сразу после чаю принесла моток бумаги и снова быстро закрутила крючком.

Работала она несколько дней, и так как это был сюрприз, то никому не объяснила, в чем дело. Только лукаво улыбнулась.

Недели через полторы сказала:

— Завтра все будет готово.

Всю ночь виднелся свет в ее комнате. Она работала.

Утром Цветковы вышли на веранду пить кофе и ахнули: все их очаровательные стильные салфетки были обшиты связанными Талечкой корявыми, толстыми кружевами.

— Ах, зачем это вы? — вскрикнула Цветкова, но тут же замолчала, так как Талечка кинулась ей на шею, торжествующая и сияющая, и лепетала:

— Это потому, что я люблю вас! Я так рада, что могу быть вам полезной!

— Милая девочка! Она такая трогательная! — говорили вечером друг другу супруги Цветковы. — А кружева можно будет после ее отъезда спороть.

Талечка оказалась, что называется, золотым человеком. Ни минуты не оставалась она праздной.

— Тетечка! У вас такая чудная мебель! Нужно ее поберечь. Я вам свяжу антимакассары.

И через десять дней Цветковы не могли без ужаса проходить мимо гостиной, потому что на спинках всех кресел, стульев и диванов Талечка нашпилила связанные ею красные гарусные салфетки.

— Ты бы как‑нибудь отвлекла ее! — умолял жену Цветков. — Жалко, что она так утомляется, и все, в сущности, понапрасну.

Цветкова предложила Талечке поехать к соседям в гости.

— Нужно немножко развлечься, деточка, а то вы все за работой, даже похудели.

— Нет, тетечка, я хочу сначала сделать метки на ваших платочках. Уж у меня такое правило: сначала заботиться о других, а потом — о себе. Уж вы не мешайте мне! Я вас так люблю! Для меня такая радость быть вам полезной.

И на тонких, кружевных платочках Цветковой появились огромные метки крестом из красных ниток.

"А" точка и "Ц" точка.

Кресты были так велики, что на любом из них можно было бы распять по два христианских мученика, и Цветкова застыла от ужаса.

Те же метки появились через несколько дней и на ее белье.

— Милая тетечка, я вам на рубашках поставила метки сзади, потому что на груди слишком много кружев, и их совсем не было бы видно.

Яркие красные метки сквозили через легкие летнике платья, и Цветков говорил жене:

— Знаешь, Аня, ты словно каторжник с бубновым тузом на спине.

А Талечка, между тем, не дремала. Она затеяла сделать собственноручно рамки на все портреты в кабинете Цветкова.

С этой целью она мочила гусиные перья, что‑то резала, клеила, и, когда с торжеством показала первую рамку из малинового бархата с цветочками из гусиных перьев, — Цветкову затошнило.

— Это очень мило, дорогая моя! Это похоже на настриженные ногти.

— На перламутр, дорогая тетечка. Не правда ли? Совсем перламутр! Я вам сделаю много, много таких рамок! Я вас так люблю!

Вечером Цветков приуныл и сказал жене:

— Знаешь, мне как‑то надоело в деревне. Если бы не предстоящие земские выборы, я бы уехал. А как ты думаешь, Талечка скоро уедет?

— Н — не знаю. Ей, кажется, здесь понравилось. Она такая милая, что ее грешно обидеть… Только зачем она стрижет эти ногти!..

Талечка сделала пятнадцать рамок и изуродовала ими шесть комнат. Особенно круто досталось кабинету Цветкова. Он уже не мог там больше сидеть.

— Знаешь, Аня, плюнем на все, поедем за границу. Хоть на две недели. Иначе неловко ее отсюда… гм… того… Так лучше уж надуть ее.

— А как же выборы? Ведь ты можешь пройти в предводители… Так мечтал об этом, и вдруг…