Юная Спасительница (СИ)

— Погоди, ты пытался подмигнуть?..

— Сам иногда забываю, что у меня один глаз.

Отводит взгляд в пол. Его щеки наливаются кровью, и по ним я определяю, что этот инцидент показался ему неловким. Продолжаю глядеть на Карла впредь до того, как он не выдерживает пытки и смотрит на меня в ответ. Через секунду мы в унисон заходимся хохотом, пока хриплый голос отца не прерывает нас:

— Ну что, детишки, развлекаетесь? У меня для вас есть дело.

Отец замолкает. Его привлекает неприязненный взгляд Карла. Что он, черт возьми, задумал?

***

— Попробуй это, — протягивает черпак и выжидающе смотрит на облизывающего его Карла. — Ну и что ты думаешь?

— Неплохо, — пожимает плечами тот.

Отец вновь глядит на меня с некой досадой, ухмыляется. По дороге в свои апартаменты он стремился разговорить меня, но я то и дело отмалчивалась. Поэтому он применил хитрый ход: общаться со мной через Граймса, хотя в открытую он этого не заявлял. С каждым высказыванием его тирада становится все более экстравагантной.

Когда обнаружилось, что отец хотел сплотить нас коллективной кулинарией, мы с Карлом проявили свои циничность и маловерие. Он определенно сделал это не для какого-нибудь союза. Ему от нас что-то нужно.

— Челси понравится? Ромео должен знать о предпочтениях своей Джульетты.

Эксцентричность ни к чему, пап.

Карл не отказывает себе в удовольствии поглядеть на меня в столь шокированной манере, что челюсть сама отвисает. Хотя, что именно его смутило — без понятия: то ли прозвище, то ли вопрос. Да и неважно, ведь озадаченность практически сразу спадает с лица, а на ее место претендует целесообразность; трезво оценивает ситуацию, и понимает, что ответа «да» или «нет» в случае с отцом будет мало. Тот будет просить больше подробностей, расскажет какую-нибудь супер скучную историю да и просто будет отпускать кучу сбивающих настрой комментариев. К тому же, Карла уже напрягает роль телеграмма. Слушать и передавать слова людей, которые находятся в одной комнате — бред. Мы и сами это понимаем. Но говорить с отцом желания нет.

— Это для Челси? Почему бы тебе тогда у нее не спросить?

Не обращая внимания на них, я подтягиваю со стола полотенце. Обхватываю им горячие уголки подноса и достаю из духовки готовое печенье. Карл издает едва уловимый смешок и подходит ко мне, помогая донести выпечку до обеденного стола.

— В детстве, терпеть не мог помогать с выпечкой. Кто же знал, что через какой-то промежуток времени я стану обладателем титула пекаря-профи, — произносит он это гораздо тише, чем я могла вообразить; отец понятия не имеет, о чем мы толкуем. Стоит, сложив руки на груди, и завистливо глядит на двух подростков, которые не стесняются виться вокруг друг друга и язвить. И пусть сзади, на конфорке находится кастрюля с закипающими спагетти, он смотрит только на нас; я это знаю.

Насмешливо изогнув бровь, я высокомерно обвожу парня взглядом, молчу. Стоит поддону формочек с печеньем оказаться на поверхности стола, как Карл устало опрокидывает полотенце и усмехается. Я лишь поддаюсь к другому краю, где стоит миска. Размазанные по краям остатки шоколада и жидкого теста — «мечта» каждого домоседа, которому придется отдирать прилипшую массу вместо приятного расслабления после получаса танцев на кухне.

— И все же, ты даже не спросишь, что изменилось? — Карл уже давно понял, что я так упорно сверлю взглядом. И светящаяся на нем зависть принуждает меня повернуться к нему спиной, чтобы поменьше отвлекаться.

— И что же изменилось? — совершенно забыв, о чем мы болтали до этого, я задаю этот вопрос от фонаря и не отрываюсь от поедания остатка теста.

— Начнем с того, что появилась ты, — эта фраза почему-то не удивляет меня, но внезапное желание узреть, чем занят отец, отвлекает от беседы. Смотрю через плечо на Карла, а затем на отца; последний одиноко помешивает макароны, но по его счастливому лицу сказать, что он как-то опечален нашей с Карлом отстраненностью нельзя. Я вновь останавливаюсь на Карле, чьи покусанные, шершавые губы шевелятся… — Челси, ты вообще слышишь меня?

— Нет, — честно отрезаю я. — Мне тяжело сконцентрироваться, когда ты становишься серьезным.

— Ладно, проехали.

Мы возвращаемся к колдующему над своеобразным котлом отцу, понимая, что вечно стоять в стороне не сможем. Поправив ремень, подхожу к мойке, набитой грязными тарелками и кухонными приборами.

— Вы долго, — лукаво улыбается отец, будто знает то, чего не знаем мы.

— Спасибо, что оставил хоть раз наедине, — скрипнув зубами, берусь за мытье посуды.

***

Тоненькие пальчики стучат по чашке, на которой выгравирована черными буквами «Crate and Barrel». Ставлю посудину рядом и теряюсь в догадках, почему гравировка не стерта и нет ни одного пятнышка… Все такое новое.

Никто не прикасается к еде, как хрупкой реликвии. Прямо сейчас я и Карл боремся с желанием накинуться на чертову лапшу, от которой дух перехватывает. Но отец сказал, что пока нельзя есть — Люсиль не готова.