Юная Спасительница (СИ)

Внезапно останавливаюсь. Движение сбоку, на которое я не реагирую: не стоит делать резких движений. Лишь мельком гляжу на источник шума и вооружаюсь. Из-за кустов выходит мой ровесник. Хрупкое для парня телосложение, проникновенные зеленые глаза и небрежно уложенные русые волосы. Довольно-таки длинный треугольный нос залит веснушками и подростковыми угрями, а подбородок маленько скошенный. Не назвала бы его ну уж очень симпатичным, но что-то в его внешности притягивает, отчего я смущаюсь.

— Кто ты, черт возьми, такой? — поднимаю голову, роняя капли пота с подбородка. Пробиться сквозь осаду неловкости помогает осознание того, что это человек, а люди опаснее ходячих. В следующую секунду пальцы впиваются в ствол неосознанно порывисто.

— Опусти оружие и только тогда мы поговорим, — поднимает руки перед собой. — Я не враг.

Только сейчас замечаю на поясе висящее рубочное оружие. Основа колуна перемотана синей изолентой, в принципе, как и рукава его потертого анорака. Крест на крест намотанные поверх вещей шнурки и ленточки — достаточно оригинальный способ подлатать сношеные одеяния.

— Кто ты? — бестактно закидывает удочку.

«Мог бы для начала сам представиться». И парень, словно изучив мой разум, прочитав каждую мыслишку, скромно отвечает: «Чарльз». И как бы декодируя неявное впечатление в моих глазах, он не удерживается от зубоскальства.

— Что конкретно тебя поражает? Наличие таких же выживших, как и ты?

Нет, вызвано это не столько очередным выжившим, сколько его притихлостью. Отвечает без излишних грубости, дерзости, злости — практически субтильно. При этом острота ума и языка не чужды ему, что не может не радовать.

Ветер доносит до меня стимулирующий задать неразрешенный вопрос шелест листьев.

— Меня больше удивило поваленное дерево. Кайся, зачем срубил его?

Воздевает глаза лесным просторам у себя за спиной. Чарльз не выглядит шибко взволнованным, но что-то в его жестикуляции кричит о внутренней беспокойности; просто он таит все глубоко в себе.

— Называй меня параноиком, но после того, как меня чуть не убили Волки, они мне везде мерещатся. Еще и ты тут разъезжаешь…

— Не переусердствуй, я знаю их, — вновь прерываю его речь. — Поэтому ты решил преградить дорогу?

— Это должна была быть засада. А потом я увидел тебя. Безобидную девчонку, я прав?

Нет, не прав, — сказала бы я и всадила бы «безобидную» пулю ему в голову, но в вопросе нет ни насмешки, ни беспардонности; думаю, он подразумевал немного другое, нежели намек на слабость.

— Дай угадаю, ты подумал, что мне можно доверять?

— Насчет доверия не угадала, но мне нужна помощь. Я бы мог пообещать не только интересное приключение. Но для начала назови свое имя, — канючит Чарльз.

— Я еще не согласилась. Да и зачем мне нужно твое интересное приключение?

— А тебе есть куда спешить? У тебя есть другие планы? И чтобы хоть для разнообразия назвать тебя по имени, я должен его знать. Скажи, как тебя зовут, я же по-хорошему прошу.

— А я это хорошее отношение могу засунуть себе в задницу или, что еще лучше, подтереться им. Мне нет дела до того, как ты просишь: я не знаю ни тебя, ни твоих намерений. Мне хоть и некуда спешить, но это не значит, что я хочу путешествовать с незнакомцем, —подмечаю менторским тоном.

— В данном случае незнакомка только ты — я назвался.

«Действительно».

— С чем тебе помочь?

— Мне нужно вернуться домой, чтобы забрать несколько семейных ценностей — единственное, что у меня осталось. Может, мы договоримся? — кладет единичное при нем оружие на землю. — Я безоружен, видишь?

— И откуда мне знать, что ты не какой-нибудь душевнобольной, который устроил мне засаду?

— Начнем с того, что я такой же подросток, как и ты. И закончим тем, что, как ты видишь, я живу в чертовом лесу, ссыкуя от каждого шороха. Я срубил дерево и устроил засаду, как умалишенный. Остальные пять причин, думаю, можно не называть.

Не врет. Подобие лагеря за его спиной явно разбито давно: распиленные бревна огорожены специальным заборчиком, который не построишь за несколько часов, а то и дней; на огромном массивном стволе дерева виднеются некие впадины, казалось бы, проделанные колуном. Тянутся они к самой толстой, прочной ветке. Метров пятнадцать от земли. С нее свисают лямки вьюка.

— А эти… пробоины нужны для облегченного взбирания на дерево?

— А, ты про это? Ставлю ногу в одну выемку, затем другую… И вуаля! Я на ветке.

— Но зачем?

— Сплю я там. На земле слишком опасно.

— Ага, не то что на дереве, с которого можно грохнуться.

— Не грохнусь, не переживай.

Он не избегает зрительного контакта, при этом заглядывает мне в глаза не слишком часто. Да и голос не меняется, как у лжецов. Даже хорошо отрепетированную легенду можно распознать по мимике и тону человека. А выдать Чарльза с потрохами помогли бы дополнительные вопросы, на которые он, однако, отвечает достаточно быстро и четко, без излишней медлительности.

— Твой дом, наверное, далеко. Не думаешь, что там мог кто-то обосноваться? Например, шибанутые головорезы.

— Не знаю, но мне нужна та фотография. Я не заставляю помогать себе, но… у тебя есть машина.