Роковое перерождение произошло с чудесным появлением на свет Христа как воплощения Яхве. Но воплотившись в Христа, Бог утаил свою тёмную сторону, и Христос оказался безупречен. Таким образом, именно из-за своего совершенства Христос оказался неполноценен — и человечество не могло не почувствовать этого. С укреплением связи между Богом и людьми отсутствие тьмы начало вызывать беспокойство. Как и можно было ожидать, исходя из психологии, появилось поверье, что за Христом последует Антихрист с намерением совершить Апокалипсис. Такой результат неизбежен, «когда Бог воплощается лишь в светлом аспекте и верит, что он — само добро, или, по крайней мере, хочет, чтобы его так воспринимали». Энантиодромия (переход в противоположность) — приход Антихриста, ожиданию которого мы обязаны активностью «духа истины»[226]
. Теневая сторона божественного образа не может быть подавлена без последствий.Время, в которое писалось это сочинение, было отмечено растущим страхом ядерного уничтожения. Юнг замечает:
Предыдущие поколения могли себе позволить игнорировать тёмную сторону Апокалипсиса, поскольку конкретно христианские достижения нельзя было легкомысленно подвергать опасности. Но для современного человека всё наоборот. Мы наблюдаем вещи настолько неслыханные и поразительные, что вопрос, совместимо ли подобное с идеей доброго Бога, стал животрепещущим[227]
.Что же произойдёт, спрашивает Юнг, если парадоксальная натура Бога заявит о себе? Его ответом было ждать от бессознательного сна, предлагающего третье решение, вне противоположностей. Символ этого третьего — «ребёнок-герой», который, как знали алхимики, соединяет тьму и свет. На психологическом языке это рождение самости.
Обращаясь к мировой сцене, Юнг ощущал, что провозглашение Папой в 1950 году Вознесения Девы Марии стало необычайно важным ответом на нужды времени. Хотя Папа среагировал на желания масс, новая догма показала жажду мира в этот период борьбы противоположностей.
Кроме того, Юнг рассматривал новую догму как превращение Троицы в тетраду добавлением женского начала. Далее, символически он рассматривал Вознесение Марии как движение к воплощению Бога в человечестве, понятию, которое он отождествлял с иерогамией (священным браком) и «грядущим рождением божественного дитя, которое, согласно божественному стремлению к воплощению, выберет для этого эмпирического человека»[228]
. Иерогамия, слово языческого происхождения, адаптированное к христианству, понимается как «приземление» духа и «одухотворение» земли, единство противоположностей и воссоединение разделённых[229].На психологическом языке это означает, что напряжение в личности, оказавшейся перед на первый взгляд неразрешимым конфликтом противоположностей, может пробудить архетип целостности, выражающий себя символами божественного. Это воплощение Бога, представляющего собой самость.
Читателю этой загадочной книги важно помнить, что Юнг верил в то, что он отвечает божественному сознанию, то есть самости. Утверждение Юнга о том, что Бог есть символ самости, а не наоборот, его пламенную речь можно считать реакцией самости на неполный коллективный образ бога, преобладавший тысячелетиями.
Паули и «Ответ Иову»
Преодолев первоначальное нежелание читать недавно вышедший «Ответ Иову», Паули выбрал равноденствие (19 сентября 1952), чтобы углубиться в книгу. Он быстро проглотил первые двенадцать глав, получая удовольствие от «лёгкого духа» книги и «встречающегося сарказма». Ночью ему приснился беспокойный сон, который, как он чувствовал, был реакцией на книгу Юнга. Через девять дней другой сон озадачил его таинственным набором образов. Очевидно, что это было эмоциональное воздействие «Ответа Иову», но, как и всегда со снами неясной природы, Паули ожидал, пока их значение раскроется со временем.
В декабре 1952 года Паули вместе с женой отправился на конференцию физиков в Индию. В качестве гостей Хоми Бабы, очень состоятельного человека, ведущего атомного физика Индии того времени, они осматривали достопримечательности. Хотя путешествие плохо сказалось на здоровье его жены, Паули нашёл этот опыт весьма стимулирующим и волнующим. Он ощутил Индию как место, где противоположности были ясно видны, и это разбудило все противоположности в нём самом.
После возвращения в Цюрих Паули поделился с коллегой Маркусом Фирцем (19 января 1953) своей неразрешенной проблемой. Он объяснил, что во сне столкнулся с некими персонажами, судя по всему, знающими о соединении противоположностей. Особенно важным ему казался образ китаянки, которая, как он утверждал, стоит «вне противоположностей».