Юность

Обратно они ехали чуть уставшие, но счастливые. По дороге Кузяев и Комковы в лицах рассказали Кочетам, как они в прошлом году замучились после рыбалки втроём на торфяных озёрах в районе Шатуры. Удачно завершив её и набив уловом полные рюкзаки, они довольные двинулись к автобусной остановке. Но таких счастливых и удачливых оказалось немало, более сотни человек, вытянувшихся в подобие очереди. А автобусы ходили по обычному расписанию, никто дополнительно на воскресный вечер их не выделял. Но больше всего толпа взволновалась, когда долгожданный автобус показался на пыльной дороге. И так нечёткие очертания очереди совсем размылись, превратив её в волнующуюся жаждущую толпу. Было совершенно очевидно, что все отсюда сейчас не уедут, а следующий автобус будет только через час, если будет. Но и это не гарантировало их попадание на следующий транспорт. Самые первые, стоявшие в очереди, разделившись на два потока, уже с вожделением подходили к открывшимся дверям, но в этот момент нетерпеливая толпа им завидующих и напиравших сзади, отодвинула их от заветных дверей, прижав к борту, и первые оказались последними. Но к счастью эта сила просто внесла всех троих в салон, правда, затем крепко стиснув их со всех сторон. После этого Аркадий Павлович зарёкся больше пешим ездить на рыбалку, пока не купит автомобиль.

Так что теперь он наслаждался свободой передвижения, но главным образом, вместимостью машины. Он подбросил Кочетов до Люберец, и они распрощались. Поздравив Аркадия Павловича с наступающим завтра днём рождения, Пётр Петрович пригласил их в гости на участок в Бронницы. Ни разу там ещё не бывавший Аркадий Павлович принял приглашение с благодарностью. Домой отец с сыном приехали поздно, но зато с рыбой.

А 19 июля на открытии IV-го съезда Румынской рабочей партии она была переименована в Румынскую коммунистическую партию, а сам съезд стал именоваться IX-ым съездом РКП.

Когда Платон поздно вечером вынужденно прошёлся по саду, то почувствовал знакомый специфический запах. Вокруг пахло то ли кошачьей мочой, то ли чёрной смородиной.

Июль заканчивался. Заканчивался и первый круг чемпионата СССР по футболу. После первого круга, завершившимся 29 июля, лидировало московское «Торпедо», на два очка опережавшее киевлян и на пять ЦСКА. Московское же «Динамо», грешившее ничьими, чуть опустилось на одиннадцатое место.

Немного опустись и супруги Кочеты. Постоянная работа в саду и огороде, напряжение от набега многочисленных гостей, обилие разных эмоций на фоне монотонной и однообразной жизни в садоводстве несколько расшатали их нервную систему. Но если раннее, всегда выходившая из себя по любому поводу, Алевтина Сергеевна срывалась, прежде всего, на детях, а то и на матери с мужем, то после операции на щитовидку она стала явно спокойней, не допуская крика, а переходя на занудную критику, подколы и лёгкие оскорбления.

То теперь очередь дошла и до Петра Петровича. Не сумев в очередной раз убедить бывшую жену очевидными аргументами и простой логикой, которые она иной раз демонстративно не слушала, старший Кочет срывался на громкий окрик и интеллигентские оскорбления, выскакивая на улицу.

— «Петя! Тебе нельзя волноваться!» — в такие моменты кричала со своего участка Галина Борисовна, пытаясь успокоить распетушившегося старшего Кочета.

Она вообще давно взяла над ним негласное шефство. А произошло это после того, как он как-то по неосторожности поделился с нею своими проблемами в общении с бывшей женой. Поскольку между соседями забор был поставлен только на Костылинскую половину, тот общаться им было удобно, не выходя за калитку на улицу.

— «Пётр Петрович! К барьеру!» — иногда подзывала Галина Борисовна к забору старшего Кочета, с которым давно находилась в приятельских отношениях.

А его бывшая тёща Нина Васильевна из-за этого даже подозревала их в любовной связи.

Но с окончанием июля закончился и отпуск у Алевтины Сергеевны.

Теперь она приезжала на участок только по так любимым Платоном субботним вечерам. И не только из-за её приезда субботние вечера он полюбил давно. Ведь они давали надежду и мечты на воскресенье.

Платон давно полюбил августовские вечера, когда темнело раньше, и можно было незаметным побродить по своему саду, подышать свежим ароматным воздухом, и просто помечтать, как на ближайшее время, так и на перспективу, так и вообще.

Этим летом с середины июля до начала августа Платона опять по вечерам очень забавляли звуки громко стрекочущих в малине больших зелёных кузнечиков, по ошибке мамой названных сверчками. Это были явные предвестники зрелого лета. Платон пеленговал их стрекот и ловил их. А рассмотрев, тут же отпускал бедолаг, пытавшихся большими, сильными, шершавыми и даже колючими задними лапками помочь себе вырваться из его цепких пальцев.

Их жизнь в садоводстве в будние дни и без мамы опять потекла размеренно, циклично повторяя одни и те же занятия, увлечения и игры. Всё было обыденно и ожидаемо.