Юность

— Я снаружи подожду, — сказал я и побыстрее отвернулся, чтобы она не заметила моей улыбки до ушей.

Я стоял в темноте и ждал, и, когда она через несколько минут вышла на крыльцо, застегнула молнию на темно-синем пуховике и поправила белую вязаную шапочку, сердце у меня глухо заколотилось.

Она остановилась передо мной, надела варежки, тоже белые, и взяла сумку в другую руку.

— Ну, пошли? — спросила она так, будто мы знали друг дружку много лет.

Я кивнул.

Мы пошли вниз по дороге, и вся легкость исчезла. Остались лишь Ине и я. Мы брели по заснеженной дороге, и — о, как же я ловил каждое ее движение, каждый жест!

Высокая и стройная, с крутыми бедрами, маленькими ножками, небольшим детским носиком, Ине тем не менее не вызывала умиления, меня не тянуло опекать ее, и самым притягательным в ней были для меня ее холодность и сила.

Когда ее глаза не искрились жизнью, они были темными и спокойными.

Это я разбудил в ней жизнь, это меня она ждала, это я расшевелил ее.

Мы уже подошли к моей прежней квартире.

— Где ты живешь, когда сюда приезжаешь? — спросил я.

— У мамы, — она показала куда-то направо, — она вон там живет, внизу.

— Ты в местной школе училась?

— Нет, я выросла в Финнснесе.

— И сейчас учишься на механика?

— Ты что, с Хеге говорил? — Она повернулась ко мне.

— Нет, — ответил я, — просто угадал.

Мы умолкли. Мне стало не по себе, и, чтобы скрыть волнение, я старался думать о чем-нибудь другом. Мой опыт подсказывал, что как собаки чуют страх, так девушки чуют неуверенность.

Еще издалека я заметил, что у нас в гостиной горит свет. Когда мы вошли, там сидели Нильс Эрик, Тур Эйнар и Хеннинг. Они слушали Ника Кейва и пили — похоже, красное вино. Мы уселись на диван. Атмосфера была такая, какая бывает после праздника, вся энергия пропала, все смотрели пустыми взглядами да изредка отпивали из бокалов. Пару раз Тур Эйнар попытался пошутить, но никто его не поддержал, все лишь улыбались, — вежливо, но безразлично.

— Выпьешь чего-нибудь? — спросил я Ине. — Бокал красного? Стопку водки?

— А пиво у вас есть?

— Нет.

— Ну, тогда немножко водки.

Я прошел на кухню, как обычно холодную, достал из шкафа два стакана, плеснул в каждый водки и добавил «Севен-ап», раздумывая, как действовать дальше. Может, стоит выждать? Остальные наверняка скоро разойдутся, и тогда мы с ней останемся наедине. Но если они не уйдут, если просидят еще с полчаса, то велика вероятность, что уйдет сама Ине. Здесь ей делать нечего. А может, просто позвать ее в спальню?

Нет, нет, ни за что на свете. Тогда наши гости будут прислушиваться к каждому звуку оттуда, Ине это поймет и откажется, нет, ничего не выйдет.

Но мы должны остаться с ней наедине.

Уединиться у меня в кабинете?

Со стаканами в руках я вернулся в гостиную. Один я поставил на столик перед Ине. Та смотрела на меня и едва заметно улыбалась.

— На меня эта музыка тоску нагоняет, — пожаловался я. — Можно еще что-нибудь поставлю?

— Да запросто, — сказал Нильс Эрик.

Какая, интересно, ей нравится музыка?

Может, поставить то, что я люблю, чтобы она лучше поняла, кто я такой? Hüsker Dü, например? Или Jesus and Mary Chain и их альбом Psychocandy?

— У кого-нибудь есть особые пожелания? — спросил я, опустившись на корточки перед пластинками.

Никто не ответил.

Может, Smiths?

Нет, они слишком ноют. А мне что-то подсказывало, что нытье она не любит.

Нужно что-то жесткое и мужественное. Вот только что?

Неужели у меня ничего подходящего не найдется? Неужто вся моя музыка — это бабское нытье?

Я выбрал Led Zeppelin.

Опустив звукосниматель на первую дорожку, я встал. Главное — двигаться, потому что если я сяду, то потом любое мое движение по сравнению с неподвижностью будет казаться излишне резким.

— Скол! — я протянул бокал и чокнулся с остальными, а напоследок — с Ине.

— Пойдем, — сказал я ей, — покажу тебе кое-что.

— Это что же? — спросила она.

— Вон там, — я кивнул на дверь в противоположном конце гостиной. — Я сегодня уже об этом говорил. Пойдем.

Она поднялась, мы прошли к кабинету, я прикрыл за нами дверь, и мы со стаканами в руках очутились посреди стопок книг, кип бумаги и коробок с вещами.

Ине огляделась. Я уселся на стул.

— И что ты хотел мне показать? — спросила она.

— Ничего, — ответил я, — просто там было ужасно скучно. Иди сюда, садись.

Я взял ее за руку, притянул к себе, и она уселась мне на колени. И тут же изменила ход событий — взяла мою руку, посмотрела на нее и погладила большим пальцем ладонь.

— Какие у тебя руки мягкие, — сказала она. — Ты никогда не занимался физическим трудом, правда?

— Почти нет, — ответил я.

— Ни разу лопаты в руки не брал? Или разводного ключа?

— Нет.

Она покачала головой.

— Плохо дело, — сказала она. — А еще, как я погляжу, ты ногти грызешь. Нервничаешь часто?

— Да, можно сказать и так.

— А зачем тогда меня домой пригласил?

Член у меня затвердел, а что ответить, я не знал. Она склонилась ко мне и приоткрыла рот. Мы поцеловались. Я провел рукой ей по спине, ухватился покрепче и прижал ее, такую чудесную, к себе. Она отстранилась и погладила меня по щеке.