Юность

Хуже обстояло с писательством, я достиг того уровня, когда начал повторяться, и в то же время вдруг перестал понимать, зачем я вообще этим занимаюсь.

В «Дагбладе» я наткнулся на объявление от издательства «Аскехауг» — они сообщали о конкурсе рассказов, я снова загорелся и отправил им два лучших: один про свалку, а другой — про погребальные костры на поле.

Общественные центры на острове проводили праздники по очереди, и в начале марта она дошла до Хофьорда. На разогрев, устроенный у нас дома, мы пригласили почти всех практикантов, и я воспарил уже после нескольких бокалов: люди вокруг — сколько же счастья они мне приносят, я им так и сказал, когда мы шли к общественному центру, куда я нес бутылку водки и пачку табака.

Главной особенностью таких праздников было то, что участвовали в них все желающие, независимо от возраста, причем не делились на группы, где в одной — безбашенные двадцатилетние, а в другой — вальяжные сорокалетние; нет, тут веселились все вместе. Семидесятилетние старики сидели за одним столом с четырнадцатилетками, а работники рыбоприемника — вместе со школьными завучами. Все они знали друг дружку с рождения, но это совершенно не мешало им слетать с катушек, нормы приличий испарялись, тринадцатилетние девчонки обнимались с двадцатилетними парнями, а пьяные старушки, задрав юбки и беззубо улыбаясь, отплясывали канкан. Во мне все это вызывало восторг, подобной свободы я нигде больше не видел. В то же время любить это можно было, только окунувшись в это самому, забыв про тормоза и проникнувшись общей эйфорией, потому что малейшая попытка оценить происходящее со стороны в критериях вкуса разрушила бы все, превратив в пародию или даже карикатуру на человечество. Подростки поджигают кофе, так что тот горит низеньким голубым пламенем; древние старушенции поглядывают на тебя игриво и кокетливо; лысые мужчины, одетые в костюмы и галстуки, какие носят конторские служащие, клеятся к пятнадцатилетним девчонкам, а в следующую секунду уже блюют на улице, склонившись над придорожной канавой; женщины шатаются; мужчины плачут; и все это словно завернуто в хиты шестидесятых и семидесятых, скверно исполняемые группами, о которых слышали только тут, на севере, и табачный дым, такой густой, что если не знать, можно решить, будто в подвале случился пожар.

Мне все это было непривычно. Там, где я вырос, никто не пил или, по крайней мере, не показывался пьяным на людях. Один наш сосед пару раз в полгода напивался, и это становилось настоящим событием. Еще неподалеку жил старый алкоголик, который каждый день ездил на велосипеде в магазин, а оттуда выходил нагруженный коричневыми пивными бутылками. Но больше никого. Мама с папой не пили никогда, разве что пару бутылок пива или немного красного вина за ужином. Бабушка с дедушкой по маминой линии не пили, по папиной тоже, ни мои дядья, ни тетки не пили, а если и пили, то я этого не видел. Собственного отца я впервые увидел пьяным лишь два с половиной года назад.

Но почему они не пили? Почему вообще все люди не пьют? Алкоголь создает масштабы, он — ветер, продувающий сознание, он — набегающие волны и колыхающийся лес, его свет золотит все, что ты видишь, даже в самых гадких и отвратительных людях появляется некая красота, он отметает все возражения, все суждения одним-единственным мановением на пределе великодушия, и отныне теперь всё, да-да, всё здесь становится красиво.

Так зачем от этого отказываться?

В тот мартовский вечер я окунулся в праздник, я был на коне, и даже к Ричарду, сидевшему вместе с женой и одетому в тесный, сшитый в семидесятых костюм, я подошел, чтобы сказать, как он мне нравится, он держит меня в ежовых рукавицах, но это и правильно, ведь в итоге все вышло к лучшему, верно? Все вышло к лучшему, да?

Да, все получилось отлично.

Я ему не нравился, но признаться в этом он не мог, поэтому выдавил козлиную улыбку. Я был недостижим, я готовился стать звездой, а он — всего лишь директор маленькой школы; разумеется, я уделю ему пару минут для любезной беседы.

Я заметил матерей Вивиан и Андреа, они были подругами и сидели теперь за одним столиком и курили; я присел рядом, хотел поболтать про их дочерей, какие же у них чудесные дочери, живые и прекрасные, и в жизни у них все сложится, в этом я не сомневаюсь.