Юность

— Вы тут, на севере, совсем чокнутые, — засмеялся я и поднялся. — Но вам, пожалуй, пора. Я только приехал. Мне надо вещи разобрать. К урокам подготовиться. Понимаете, у меня класс совершенно невыносимый. Ничего не соображают.

— Ха-ха, — бросила Андреа и, встав, направилась в прихожую, к своей белой куртке. Остальные двинулись следом, и прихожая на несколько секунд превратилась в мешанину из курток, рукавов, шапок и варежек, а потом подростки, толкаясь и пересмеиваясь, растворились в темноте. Я разложил вещи, перекусил, улегся в постель и еще пару часов читал, после чего погасил свет и уснул. Ночью меня разбудил шум в комнате надо мной: Туриль с мужем, пол дрожал, она кричала, муж стонал; я взял одеяло и пошел досыпать на диван в гостиной.

В дом мы с Нильсом Эриком переехали на следующих выходных. У меня там была спальня и маленькая смежная с гостиной комнатка, где я работал, а остальное было общим. Готовили и мыли посуду мы по очереди. Почти каждый вечер к нам приходили в гости ученики или другие учителя, чаще всего Тур Эйнар — он заглядывал практически ежедневно, да и Хеге нас нередко навещала. На выходных Нильс Эрик ходил в походы. Он всегда звал меня с собой, а я всегда отказывался. На природе делать мне было нечего, и к тому же где-нибудь непременно намечалась вечеринка, и я если не отправлялся на нее, то сидел и работал. Теперь я писал не рассказы, а роман под названием «Вода сверху/Вода снизу». Это была строчка из песни, которую написал Ингве и его арендальский друг Эйвинн. Роман о парне по имени Габриэль, который учится в кристиансаннской гимназии, должен был состоять из последовательности коротких сухих, похожих на отчеты текстов внутри до поры неявной рамочной фабулы. Повествование, ведущееся в настоящем времени и посвященное в основном выпивке и девушкам, время от времени предполагалось перебивать небольшими экскурсами в детство героя. В кульминационной сцене его, явившегося на вечеринку на дачу в Агдере, свяжут, он переживет нервный срыв и окажется в психиатрической лечебнице, и круг таким образом замкнется, поскольку короткие отчеты, приведенные в начале каждой главы, написаны именно там.

Чтобы выделить на роман побольше времени, я поменял распорядок дня. Темно здесь было круглые сутки, когда спать, а когда бодрствовать, значения не имело, утро и вечер, ночь и день — они не отличались друг от друга. Я просыпался около одиннадцати вечера, писал до восьми утра, принимал душ и шел в школу. Закончив в три часа дня, я шел домой и ложился спать.

Иногда, когда писать не получалось, я одевался и шел на улицу. Гулял по притихшей деревне, слушал шорох разбивающихся о берег волн, позволял взгляду скользить по склонам гор, поначалу, из-за снега, точно паривших во тьме, которая затем их полностью поглощала. Иногда я подходил к зданию школы часа в три-четыре утра и смотрел на собственное отражение в окне, на свое ничего не выражающее лицо, на пустые глаза. Бывало, я оставался в школе до утра. Читал в учительской книгу, смотрел по телевизору кино или просто-напросто спал, пока не хлопала дверь и в учительскую не заходил Ричард. Обычно по утрам он приходил первым. Этого было достаточно, чтобы меня в очередной раз накрыло ощущение хаоса, будто я не властен ничего изменить и нахожусь на грани… Да, на грани чего?

Свою работу я выполняю. И если я делаю ее в конце дня, а не в начале, то что в этом такого?

Если бы только не темнота. Если бы только не эта маленькая уединенная деревушка. Не одни и те же лица каждый день. Ученики. Коллеги. Продавец в магазине. Чья-то мать и чей-то отец. Иногда даже самые молодые из рыбаков. Постоянно одни и те же люди, одна и та же атмосфера. Снег, темнота, школьный класс, залитый режущим глаза светом.

Однажды ночью, когда я вышел проветриться и зашагал к школе, сзади подъехал бульдозер со снегоочистителем, из-под которого в обе стороны разлетался снег, укладываясь сугробами вдоль дороги: на крыше мигал оранжевым маячком, а из трубы спереди валил густой черный дым. Меня водитель не заметил. Чуть поодаль бульдозер остановился, не выключая двигателя. Когда я поравнялся с ним, он снова тронулся. Двигались мы с ним примерно в одном темпе. Я глянул на водителя, уставившегося прямо перед собой, и меня бросило в дрожь: машина, рыча, скрежеща, трясясь и мигая, ехала прямо мне в душу. Я прибавил ходу. Он прибавил скорости. Я свернул направо, и он тоже. Я пошел обратно, он проехал мимо, но потом тоже развернулся, а когда я выбрался дорогу, ведущую к школе, он оказался у меня за спиной. Я бросился бежать, ощущение было отвратительное: вокруг все мертво, черно, деревня спит, и на улице лишь мы вдвоем — я и сумасшедший снегоуборщик, который меня преследует. Я бежал, но что толку, он лишь прибавил скорости и гнал меня до самой школы. Я отпер дверь с колотящимся сердцем — неужели он и сюда за мной увяжется?

Из окна учительской я смотрел, как он минут пятнадцать расчищал школьный двор от снега, размеренно и не спеша, а потом развернулся и уехал обратно в деревню.